Как бы не так! Только я вышел на арену, глянул в ложу — там нет, не Осипов, но наши однополчане — поручик Семенов и знаменитый, с громадной окладистой бородой дед-красавец подпрапорщик Щеголь (он был известен тем, что вступил в военную службу еще в 1872 году). Они меня сразу узнали — по фигуре, а моя индийская рожа вызвала на их лицах улыбки: у Щеголя — добродушную, у Семенова — злорадную.
«Все, пропал!» — решил я про себя, и сразу во мне что-то опустилось.
Рефери командует: «Борьба!»
Пока Гаккеншмидт примерялся ко мне, я отчаянно бросился на него, ткнулся своей чумазой рожей в его благородное лицо, перемазал чемпиона…
В зале стон стоял, зрители тряслись от хохота, а больше всего — Семенов и Щеголь.
Гаккеншмидт, этот культурнейший человек, изучавший философию, знавший несколько иностранных языков и никогда не выходивший из равновесия, на этот раз рассвирепел. Он глядел на меня, как тигр на кролика. Меньше пяти минут ему понадобилось, чтобы расправиться со мной.
От устроителей чемпионата я получил честно заработанный червонец, а от ротного командира — неприятности. Он накатал на меня рапорт. Мне пришлось страдать под длительным арестом.
Добавлю, что со взводным Осиповым я свел счеты на… арене цирка Чинизелли. Дело в том, что он тоже занялся борьбою.
Случилось все это после нашей с ним демобилизации. Однажды пришел долгожданный день, когда я получил в канцелярии бумаги, удостоверявшие, что я вновь стал гражданским человеком. Мой новый друг, которого я учил грамоте, способный и усердный солдат, исключительных физических данных — ростом он был почти как я и пятаки научился гнуть у меня, Григорий Чащин позвал в квасную комнату. Его как раз до моей демобилизации назначили квасоваром, да не простым — царским!
Он и впрямь был волшебником в этом деле — чудный напиток готовил.
Налил мне напоследок большую кружку кваса, обнял меня Григорий Иванович и проводил, помог чемоданчик донести — уважения ради.
«Кончится служба — найди меня, сделаю, Гришаня, тебя всемирным чемпионом! — говорю квасовару. — Разбогатеешь!»
«То-то ты, мой друг, разбогател! — лукаво смеется Чащин. — Уеду к себе в деревню Гутокирову, что в Юмской волости Пермской губернии, буду землю пахать, оженюсь, детишек выращу… Вот и приезжай ко мне в гости!»
Увы, не довелось мне встретиться с этим прекрасным человеком. Погиб он как-то нелепо, во время пребывания в Москве вместе со свитой, кто-то из злоумышленников застрелил его. Убийцу не нашли.