— Эх, жалко — мелкой дробью заряжено! — покачал головой Китаев. — Перезарядить не успел. — Он держал в руках патрон с красной отметиной — заряжен, значит, пулей.
* * *
Но охота все же была удачной. Ягдташи тяжело провисали под рябчиками, тетерками, бекасами. Далекий поход по заросшему высокой травой и кустарником лесу, страшная усталость к концу охоты — все это окончательно сделало этих двух людей друзьями.
— Только оболтусы и жестокие люди ходят на охоту ради забавы, льют попусту звериную кровь, — рассуждал Китаев. — Охота — как землепашество, она ради промысла, ради куска хлеба. Никто ведь еще землю не пахал ради забавы, а вот по зверю стрелять — таких баловников уйма великая.
Потом стали говорить на более приятные темы.
— Дядя Китаев, а ты очень сильный? — любопытствовал Вовка. — Ты можешь одной рукой два грецких ореха раздавить?
Китаев улыбнулся. Ему все больше нравился этот малец, выносливый, куражный.
— Ладно, сегодня вечером покажу тебе некоторые фокусы…
— Правда? — Вовкины глаза загорелись. — Не обманешь?
— Зачем обманывать? Я детей никогда не обманывал.
Дичь по прибытии наших друзей в Светелки была сдана Дуняшке.
— Молодцы, кормильцы! — похвалила она охотников. — Как раз к ужину добыча ваша поспеет.
Но Вовка этой похвалы уже не слыхал: рухнув на деревянную скамейку в горнице, он сладко уснул — как в бездну провалился. Китаев, легко подхватив мальчишку, отнес его в спальню, положил поверх покрывала, а сверху набросил тулупчик.
Когда Вовка пробудился, светлый круг солнца тихо опускался к горизонту. На картофельном поле горели костры, это жгли ботву. Дым, не разносимый ветром, тихо таял в воздухе.
Дуняшка принесла Вовке рябчика, заботливо для него сохраненного в чугуне. Рябчик мясистый, но и аппетит нагуляли великий. Вовка выпил крынку молока и съел большой каравай теплого кисловатого хлеба, намазывая его густым лесным медом.
— Дуняша, а где Китаев? Куда он делся?
— В беседке с дедом и отцом сидит. Сказал, что будет покусы какие-то чудные показывать. Тебя, сказал, будет ждать…
— Чего же ты молчишь, Дуняша!
Вовка вскочил из-за стола. Бросив на ходу «спасибо» Дуняшке, он бежал к беседке в старом запущенном саду. Сумерки сгущались все более, по небу медленно ползли синевато-белые тучки, над ближайшим лужком поднимался молочный холодный пар.
Возле беседки толпились мужики и дети. Здесь, судя по оживленным репликам, проходило что-то любопытное.
— Не дождался! — с горечью выдохнул Вовка.
Он с разбегу протиснулся в толпу и сразу разглядел Китаева. Возле него стоял отец, державший два массивных охотничьих ружья старинной работы — одно деда, второе Вовке было незнакомо, наверное, чье-то из деревенских.