* * *
Когда стражник со штыком на винтовке пропустил начальство, а урядник Свистунов, погремев связкой ключей, открыл дверь в тюремный подвал, все трое арестантов лежали на кровати и даже не соизволили подняться при виде высокого начальства.
Возмущенный урядник Свистунов, перепутав команды, заорал:
— Стр-ройся!
Но троица продолжала лежать. Пристав Вязалкин, озадаченный таким поведением арестантов, гневно заорал:
— Встать, собаки!
Соколов строго поглядел на пристава:
— Молчать!
Пристав несколько секунд размышлял, как поступить в подобном случае. На всякий случай для начала решил употребить легкое средство — взять на испуг. Он заорал:
— Встать, дезертиры! Когда родина напрягает все силы в борьбе, они бегут с фронта. Утром отправлю вас в Смоленск. Там всех вас ждет военно-полевой суд и расстрел. Негодяи, смутьяны!
Урядник согласно кивнул, погрозил кровати кулаком:
— Архар-ровцы!
Соколов вдруг вскочил на ноги и сделал это столь неожиданно, что пристав побледнел, а урядник невольно шарахнулся к дверям. Гений сыска, буравя Вязалкина своим знаменитым парализующим взглядом, медленно наступая, произнес:
— Что, устав не уважаешь? Для начала ты, раб Божий, что должен сделать? Ну, говори! Ах, не знаешь? Ты обязан представиться. Ну?
Пристав был поражен властностью тона, громадной фигурой солдата, его аристократичной внешностью. Он, опешив, произнес:
— Участковый пристав Вязалкин! Соколов удовлетворенно хмыкнул:
— То-то!
Соколов прошелся по камере, бросая строгие взгляды на пристава. Наконец важно произнес:
— Парле ву франсе? Ах, французского языка не знаете. Хорошо, будем говорить на природном. Прошлой осенью, когда я гостил в Царском Селе у нашего государя, великий князь Александр Михайлович мне сказал: «Я еще не встречал ни одного человека, который понимал бы русский народ!»
У пристава открылся рот, глаза урядника полезли из орбит. В один голос они выдохнули:
— У кого?
— У государя. А слова великого князя я вспомнил, глядя на вас, оглоедов. Вы бросили в этот жалкий подвал трех защитников отечества и государя-батюшки, даже не расспросив нас, не проверив документы. Но вместо извинений за свое беззаконие вы грубо обращаетесь с нами. — Театрально поднял палец вверх. — А мы выполняем важную миссию. Запомните, я — секретный агент Бабушкин. И вот этот, — ткнул перстом в сторону Свистунова, — обращался с нами неподобающим образом: грубил, документов не спросил. Нет, я вас не понимаю. И великий князь не понял бы.
Изумленный пристав Вязалкин, с трудом приходя в себя, обернулся к уряднику: