И благодаря смелому необычному плану внедрения к противнику Соколов был готов отвечать на любые вопросы.
* * *
Бесконечно долго тянулся день, но на допрос почему-то не вызывали. Солнце заглянуло в верхнее оконце, упало золотым пятном на деревянную стену и скользило по ней, пока не истончилось вовсе.
Тот же гауптфельдфебель принес обед. Соколов съел мясную похлебку, заправленную мукой, крошечную рыбку с гречневой кашей и компот.
Он вновь немного походил по клетушке, затем лежа читал Гейне, затем спал, затем снова ходил и читал.
Об отчаянной бездельной тоске тюрьмы представление могут иметь только те, кто сам сидел в одиночке. (Хотя Соколов, как всякий интеллигент, одиночку предпочитал общей камере.)
Солнце наконец спряталось, начало смеркаться. Вновь появился гауптфельдфебель с подносом. Он зажег керосиновую лампу, поставил на стол картофельное пюре с большим куском вареной рыбы и новую бутылку ординарного рислинга.
Соколов съел ужин. За окошком свет померк окончательно.
Гений сыска вытянулся на нарах, подумал: «Если попался в лапы следователя, то всегда необходимо делать то, что идет вразрез его интересам. Немцы хотят, чтобы я начал томиться заключением. Стало быть, мне необходимо запастись терпением, оставаться совершенно спокойным и даже извлечь пользу из заключения: хорошо отоспаться».
Он тут же забылся глубоким сном. Ему снилась Москва в весеннем цветении и сладкий, обволакивающий душу звон церковных колоколов.
Среди ночи Соколов был разбужен какими-то голосами. Дверь распахнулась, и раздался крик на плохом русском языке:
— Шпион, виходить! Бистро!
Соколов не шелохнулся. Крик повторился. В землянку ворвался ясноглазый Клюге. Он заорал:
— Встать! Я тебе, рюсски шпион, приказать бистро виходить.
Соколов по манере произносить согласные звуки определил местечковое произношение Клюге. Он лениво отвечал на немецком языке:
— Заткнись, эльзасский придурок. Ты приказывал шпиону, а здесь нет шпионов. Здесь есть лишь патриот великой Германии.
Узколобый Клюге задохнулся от неожиданности — он и впрямь был рожден на берегах Рейна, некогда французских, но в 1871 году отошедших к Германии. Он тут же сбавил тон, хриплым голосом произнес:
— На допрос!
— Добавь слово «пожалуйста»!
— Пожалуйста!
— Вот это иное дело! Пошли, недомерок.
Соколова поджидали трое конвойных, и лишь для того, чтобы пройти десяток шагов и войти в дом с другой стороны.
Соколова усадили на табурет возле дальней стены, допрашивал сам Клюге.
— Имя, год и место рождения, вероисповедание, родители, место службы?