— Куда же больше демократии, чем нынче?
Нилов иронически улыбнулся:
— Чем больше свобод, тем наглее и требовательней делаются те, кто жаждет ослабить государственную машину. Это у нас особенности национального характера.
Государь поднялся с места, подошел к окну, и солнце широкой полосой облило его красивое бледное лицо. Он словно застыл, обдумывая нечто очень серьезное. Потом резко повернулся, обжег страшным взглядом собеседников, медленно произнес:
— Если так… если все против меня… — Он не договорил. С горечью выдохнул: — И все это в канун решающих боев на фронте, в канун нашей победы!
Нилов сказал:
— Представляю, сколько сейчас радости у Вильгельма! Он бросил миллионы на подрыв России изнутри, и эти деньги не пропали даром…
Николай прошелся по кабинету, нервно хрустнул пальцами:
— Что ж это за народ такой! Нет, я ничего не понимаю.
— Русский народ никто не понимает, — усмехнулся Нилов.
Государь задумчиво покачал головой:
— Дезертиры и смутьяны — разве это народ? Это отребье. А народ пашет землю, кормит хлебом и себя, и всю Европу.
— И любит царя-батюшку, — вставил Нилов.
Государь сморщился, как от зубной боли, вновь стал мерить шагами обширный кабинет, и ковер заглушал его шаги. Он думал: «Что станет теперь с Россией? Конечно, можно ввести в столицу армию, разогнать демонстрантов, выявить и предать военному суду зачинщиков. Но этим я лишь загоню болезнь внутрь, но не излечу ее. Надо что-то делать решительное. Но что? Что? Я не держусь за власть, меня беспокоит лишь одно: судьба миллионов людей, составляющих империю. Если моя отставка поможет навести порядок, я покину трон».
— Ваше императорское величество, — проговорил Трегубов, — я могу быть свободен? — Он накинул на плечи пальто, нахлобучил шляпу, схватил трость и поспешил прочь, уже сожалея о своей откровенности. Профессору до слез было жаль государя, но, если говорить откровенно, ему, как и другим, тоже хотелось демократических перемен.
Нилов, желая отвлечь государя от мрачных мыслей, сказал:
— Государь, вы слыхали о новых похождениях красавчика Соколова?
Государь недоуменно поднял взор, переспросил:
— Что-что?
— Батюшев рассказал мне: Аполлинарий Соколов освободил плененных немцев — начальника германской разведки Шульца и известного вам фон Лауница — и бежал с ними за линию фронта. Какой прохвост! Представляю, что чувствует его отец, этот заслуженный человек…
Нилов ничего не знал о миссии Соколова. Государь промолчал, но его лицо просветлело. Он подумал: «Вот, кажется, кто никогда престолу не изменит — граф Соколов. Но неужели все остальные, все обласканные мною чины окажутся предателями? Не могу поверить в это». Увы, на Руси случается такое, что разумом не понять.