И лишь Сегю, который только теперь прозрел и понял всю хитрую игру, в которую он был вовлечен, не пил, не ел и хмуро посматривал по сторонам.
Соколов добродушно хлопнул ручищей по его спине:
— Не унывайте, дружище! Поверьте, вы сделали прекрасное дело, доставив нас сюда с кронпринцем Генрихом. Скоро наступит мир, и до своих последних дней вы будете с удовольствием вспоминать, как помогали вписать в мировую историю замечательные страницы. — Поднял бокал. — Мои друзья, давайте выпьем за знаменитого авиатора Сегю. Только его смелость и умение пилотировать спасли жизнь нашего Генриха от германских пуль. Прозит!
Все рассмеялись и дружно выпили.
Сегю подозрительно прищурил глаз:
— Но вы, граф, дали мне слово офицера, что я сегодня же сумею отправиться на своем «Фармане» домой!
— Уверен, так и будет! — Обернулся к Генриху: — Ваше императорское высочество, вы подтверждаете справедливость моих слов?
— Разумеется! И больше того: я очень признателен замечательному асу. И если бы это не выглядело двусмысленным, с удовольствием наградил бы вас, Сегю, Железным крестом второй степени.
Сегю иронично хмыкнул:
— Тогда меня точно расстреляли бы свои! Я и теперь не знаю, как они обойдутся со мной. Мы, французы, народ терпимый, многое прощаем и себе, и другим, но совершенно не переносим предательство.
Генрих сказал:
— Я готов предложить вам место в рядах нашей боевой авиации.
Сегю гордо вскинул нос.
— Никогда изменником не буду! — не презрительной многозначительностью посмотрел на Соколова.
— Хорошо! — согласился Генрих. — Я уже дал указание залатать пулевые пробоины в вашем аппарате, залить полный бак горючим. Так что в любое время можете возвращаться во Францию.
— Хочу сейчас!
— Ваше право! Но, может, закусите на дорогу?
Сегю отрезал:
— Никогда!
Принц отдал распоряжение своему адъютанту, поклонился асу, и тот, не оглядываясь, направился к авто, которое рвануло к аэродрому в Бримоне.
Соколов стоял на пороге штабного дома и с легкой улыбкой следил за автомобилем, который увозил знаменитого аса.
* * *
Пока Сегю летел над территорией, занятой немцами, не раздалось ни единого выстрела. В тот же день, перед самым обедом, который, как известно, бывает у французов ровно в четыре часа, Сегю приземлился на аэродроме под Парижем. В задней кабине осталась забытая всеми пачка прокламаций на немецком языке.
Доблестный авиатор погибнет в октябре семнадцатого года. В роковой для него день он вылетит бомбить передовые немецкие укрепления и с задания не вернется. На войне как на войне — эту глуповатую фразу говорят сами французы.