— Зачем?
— А затем, что охота пуще неволи. Два рубля против чайника ставлю.
Факторовича бороли страсти: и сыграть хотелось, и боялся продуться.
Фрязев крикнул:
— Не рви сердце! Так и быть, брошу на кон зелененькую!
Соколов громко, на весь вагон сказал:
— Унтер, хочешь со мной сыграть?
Фрязев зло рявкнул:
— Двое играют, третий не лезь!
Соколов сказал:
— Факторович, не играй! Унтер тебя нарочно в игру втравливает.
Факторович, неожиданно раздражаясь, отрезал:
— Вы думаете, что я погорю? Но я тоже умею немного играть. — Резко повернулся к Фотию: — Согласен, унтер, ставьте три рубля!
Фрязев стал тусовать колоду.
— Э-эх, два козыря на руках, а один в колоде! Снимайте, господин еврей. Еще дать? Еще? Неужто перебор? Какая жалость, об вас плакать хочется. Чайничек снова мой. Второй раз в жизни повезло!
Факторович спросил:
— А когда первый?
— Когда тебя встретил, га-га! Я и колоду толком держать не умею.
Теперь уже Факторович предложил:
— Давайте, унтер, сыграем на чайник и три рубля?
Фрязев притворно вздохнул:
— Делать нечего, с выигрышем только подлецы сбегают! А я с хорошим человеком до последнего гроша из-за стола не встану, — сделал рукой шестерку и снял колоду.
Факторович нервно чесал нос, брал прикуп, швырял с досадой карты, говорил:
— Боже мой! Прямо натуральное несчастье… — и выкладывал проигранные деньги. — Это жалко смотреть.
Соколов пристально наблюдал за руками Фрязева. Тот даже с замусоленной колодой обращался с изрядной ловкостью человека, часто занимающегося картежным промыслом.
Факторович вновь проиграл. Ставки делались все выше. Через минут пятнадцать Факторович проигрывал больше ста рублей.
Фрязев, не дожидаясь конца игры, стал собирать и рассовывать в карман мятые деньги. Затем перетасовал колоду и начал сдавать.
Соколов вдруг произнес:
— Стыдно, унтер!
— Чего такое? — вскинулся Фрязев.
— Играешь не чисто.
Тот после выпитой водки почувствовал прилив храбрости. Он уставился на Соколова, и черный глаз глядел нагло и отчаянно. Сквозь зубы процедил:
— Ты, разжалованный, в чужую игру нос не суй. А то я живо тебе нос-то перекушу, будешь, ге-ге, как с дурной болезнью…
Соколов и на этот раз сдержал себя. Вдруг весело сказал:
— Унтер, а почему ты в рукав карту спрятал?
Все затаили дыхание, а журналист Шатуновский даже наклонился, заглядывая в рукав.
Фрязев сердито сдвинул брови, начал кипятиться:
— Чего врешь? У тебя в глазах струя, ты не видишь ни нуля! Ну, про какой рукав буровишь? — и замахал рукавами шинели.
Солдат с оспинами на лице крикнул:
— Унтер, чего ты карту на пол швырнул? А теперь сапогом придавил. Ногу-то прими!