Поздний ужин в дебрях смоленских лесов затянулся. Гений сыска посмотрел на Евсея:
— Вы с Каляевым были хорошо знакомы?
— С Иваном Платоновичем я был дружен. — В голосе Евсея вновь зазвучали нотки гордости. Заговорив о печально знаменитом террористе, этот человек аж весь преобразился, а речь стала возвышенной. Он как по писаному произносил давно вызубренные и ничего не означавшие фразы. — Это был святой человек, который ради счастья других людей положил себя на жертвенник революции и сгорел на нем…
Соколов вставил:
— Сгорел вонючим жупелом!
Евсей строго погрозил пальцем:
— Попр-рошу про этого святого человека плохих слов не произносить!
Соколову не хотелось дебатов, ему хотелось спать, но он с грустью взглянул на спорщика и с иронией спросил:
— Кого этот «святой» сделал счастливей? Убитого? Или вдову с детьми? Освободившееся место занял Джунковский, которого боготворит народ, а революционеры его ненавидят сильнее, чем Сергея Александровича.
— Есть закон: чем личность полезней для монархистской России, тем она отвратительней силам прогрессивным. Наглядный пример — Столыпин, цементировавший фундамент самодержавного строя. Так что дело вовсе не в личностях, дело в принципе.
Соколов улыбнулся:
— Я давно заметил: если человеку нечего сказать конкретно, он тут же начинает говорить о «принципах». Дурными делами нельзя достигнуть добрых целей.
Евсей зелеными точками злых глаз уставился на Соколова:
— Скажите, почему вы рядовой солдат? Я ведь вижу, что вы человек образованный.
Соколов спокойно отвечал:
— Я ударил военного чиновника.
Евсей иронично покачал головой:
— Ах, ударили! Значит, он унижал ваше достоинство или еще какую-нибудь гадость делал. А вам, любезный, надо было не ударить — убить его.
— Зачем, чтобы меня расстреляли?
— Вот-вот, за свою шкуру дрожите! — Евсей злорадно потер ладони. — А Иван Платонович не задумываясь снес бы башку вашему военному. И тогда другие подобные «чиновники» всех званий задумались бы, прежде чем унижать в других человеческое достоинство.
— Однако, находясь в тюрьме, ваш любимец Каляев раскаялся в своем преступлении.
— Может, и была минутная слабость, но перед лицом насильственной смерти она простительна.
— Настоящий пример христианской доброты показала великая княгиня Елизавета Федоровна, вдова убитого. Она пришла к убийце в камеру с прощением и передала иконку…
Евсей бросил кусок мяса под стол — дворняге — и злобно перебил: