Мир приключений, 1923 № 03 (Грин, Дойль) - страница 12

Я объяснил приключение капризом, похмельною фантазией; хождение объяснил гимнастикой юности… «Так ли?» Этот вопрос, может быть, мысленно задавали многие, знающие меня. Но кто им ответит? Я спрятал правду в момент своей болезни, навсегда оставившей меня после каната. Я не испытывал даже легчайших приступов. Идея величия безвозвратно померкла. Я слышу «падай!» всякий раз, когда при мне произносят сколько-нибудь заметное, отрешившееся в особую жизнь, имя. Между тем, я очень люблю людей. Их неудержимо страстное отношение к чужой судьбе заставляет внимать различного рода рукоплесканиям с пристальностью запоздавшего путника, придерживающего пальцем спуск револьвера. Кислота лучше помады заставляет блестеть железо. Вот, это бы железо…

Поиски Марча привели, мне кажется к весьма удовлетворительному разъяснению его авантюры. Его жизнь была застрахована крупной суммой, — значительным состоянием, а ряд шантажей, жертвами которых являлись богатые истеричные дамы, заставлял думать о безопасности. Раскалив податливою безумца, так заметно похожего на него, Марч после неминуемой, по его расчетам, моей, смерти, при первых же шагах по проволоке, — получал через жену страховую премию, а через гроб Фосса-Марча загробную жизнь под любым именем.

Мне кажется, мое толкование правильно. Я с благодарностью вспоминаю этого человека. Я каждый день лью за его здоровье. Это мой избавитель. Его портрет вы можете видеть в «Вестнике цирковых деятелей» за 1913 год. В нем нет ничего дьявольского.

…………………..

ЛУНАТИК


Рассказ Ф. Бриттен-Остина



М-р Тодморден поднялся с мягкого вагонного дивана и сказал тоном человека, оканчивающего долго длившуюся беседу.

— Вот моя станция, джентельмены; мне нужно выходить. Но все же вы никогда не убедите меня, что можно совершить преступление помимо воли. Я никогда не поверил-бы негодяю, сославшемуся на случайность, когда его поймали на месте преступления. До свидания…

В сущности м-р Тодморден, высказываясь так свирепо против воображаемого преступника, был далек от раздражения. Он вовсе не был злым человеком. Наоборот, когда он шел по платформе толстенький, маленький с приветливой улыбкой, озарившей его добродушное круглее лицо, поблескивая большими старомодными очками, — он казался именно тем, чем и был, — добродушным дельцом из Сити старого закала, добряком, какие уже редки теперь среди энергичной деловой молодежи.

У него, как у всякого старого человека, была своя гордость и свои предубеждения. Так он очень гордился своей практикой в качестве нотариуса, которую создал и упрочил своей исключительной честностью и отзывчивостью; но он был, предубежден против всех преступников и ни за что не соглашался с теми, кто пытался хотя бы робко их защищать.