Революционный Совет, начавший свою деятельность мягко и доброжелательно, вынужден был на тайный террор страшного врага ответить террором явным.
Все заподозренные в принадлежности и сочувствии Ларгомерогам истреблялись беспощадно. При такой системе борьбы на одну треть действительно виновных приходилось две трети ни в чем неповинных жертв. Провокация, как со стороны тайных агентов Ларгомерогов, так и со стороны многочисленных противников всякого правового строя, достигла чудовищных размеров; предательство постепенно и незаметно возводилось в систему, расцветало пышным махровым цветом. Это была та наклонная плоскость, которая могла современем довести революционное движение до бездны, дискредитировать его в глазах широких масс и создать обратное, контр-революционное движение.
Революционный Совет это отлично понимал, но, имея главным врагом нечто неуловимое, неопределенное, какого-то deus ex-machina в лице Совета Пяти Ларгомерогов, не имел возможности выйти на более планомерный путь борьбы и изнемогал в погоне за химерой.
Боролись две неравные силы! — открытое возмущение, — буйное, кипучее, разящее с плеча, и тайное сопротивление — гибкое, упорное, жалящее тогда, когда менее всего ожидаешь.
Сознавая, что пока не будет обезглавлена таинственная гидра контрреволюции, революция может пожрать самое себя, — Революционный Совет назначил колоссальные награды тем, кто назовет имена Совета Пяти. Однако, и эта мера не привела ни к чему, по той простой причине, что почти все члены совета пятидесяти, которому, в силу своеобразной организации Союза Ларгомерогов, был известен состав совета пяти, погибли в первые дни революции. Члены больших секторальных советов, уцелевшие от разгрома, подчинились тайным распоряжениям пятерки, не зная из кого она состоит и кем возглавляется. Вторым могучим фактором борьбы ларгомерогов являлась вековая спайка всех членов Союза, спайка во имя сохранения класса, которому при всяком революционном строе грозит неминуемая и окончательная гибель.
Каждый из ларгомерогов это сознавал и естественно считал назначенную награду недостаточной, чтобы искупить все неисчислимые последствия предательства.
В виду неуловимости Совета Пяти, многие вожди революционного движения склонны были считать его мифическим, несуществующим, созданным воображением, издавна привыкшим трепетать перед таинственным могуществом ларгомерогов.
Однако, кошмарный ход борьбы указывал на противное.
На пятый день революции, во время заседания, председатель Революционного Совета неожиданно начал обнаруживать признаки помешательства. Это было приписано случайности.