Только однажды она застала Сашку в растрепанных чувствах и засомневалась в благополучном завершении этой скверной истории.
Она в ту ночь вернулась домой позже обычного. Вернулась с очередного свидания с очередным претендентом на ее руку и сердце. Кралась по квартире на цыпочках, чтобы не разбудить родителей. Хоть ей было и за двадцать, ее поздние ночные гуляния не поощрялись. И мама могла начать тяжело вздыхать и хвататься за лекарства, а отец скорбно поджимать губы и выразительно молчать. И это напрягало хуже брани.
Поэтому она кралась на цыпочках, боясь громко дышать. И тут плач! Из Сашкиной комнаты. Вера замерла посреди гостиной, прислушалась. Может, мать оплакивает незавидную долю своего младшего ребенка? При всех крепится, а ночью, сидя у постели спящего отпрыска, рыдает?
Нет, не мать плакала. Сашка! Сдавленно, едва слышно. Вера подошла к двери его комнаты, приоткрыла. Брат сидел на кровати, подтянув колени к подбородку, и, залепив рот ладонью, сотрясался от рыданий.
— Эй, ты чего? — Вера бросилась к нему, села рядом, обняла. — Ты чего, братишка?
— Все плохо, Вера! Все очень, очень плохо! — прошептал он, утыкаясь лицом в ее плечо. Шумно задышал. — Меня могут посадить. Надолго!
— Да брось! Чего ты выдумываешь? Родители сказали, что все будет хорошо. Значит, так и будет.
— Мне так плохо! — начал он тихо постанывать. — Мне ужасно плохо!
Она поморщилась. Ей было неприятно его шумное дыхание на собственной шее. Ей хотелось спать. Наутро у нее должно было состояться очередное собеседование. Ей следовало выглядеть отдохнувшей и свежей. К тому же Сашкин вой мог разбудить родителей, и тогда объяснений не избежать. И скорбно поджатых губ отца, и тяжелых вздохов матери. Надо было срочно заканчивать все эти сопли и укладываться.
И она начала говорить брату что-то хорошее-прехорошее. Гладила его по голове и рассказывала о том, какое его ждет блестящее будущее. Он же умница, талантище, не то, что она.
— Я боюсь, Верочка! — прошептал он, немного успокаиваясь от ее сбивчивых уговоров.
— Ну чего, чего ты боишься, Саша?
Она уже откровенно зевала и отчаянно терла слипающиеся глаза. И уже пожалела, что вошла в его комнату. Уже десятый сон видела бы.
— Я Глеба боюсь, — неожиданно выпалил он громким шепотом.
— Надо было тщательнее выбирать друзей, братец, — проговорила она, вставая с его кровати. — Нашел с кем дружить! С сыном мэра! Избалованный щенок. Возьмут, на тебя все сольют, будешь расхлебывать. А он соскочит!
— Ты не знаешь, Вера. Ты ничего не знаешь.
И он, ухватив ее за карман платья, остановил. И начал рассказывать. Ничего нового в принципе она не услышала. Но кое-что ее удивило. И тут же возникли вопросы к Сашке. Но она слишком сильно хотела спать и не собиралась ковыряться в этой скверной истории. К тому же ночью! Глубокой ночью! А ей утром на собеседование.