— Ничего! Ничего!
В конец концов подходит дядюшка Тэд, и она обнимает его, целует и что-то со всхлипами бормочет по-арабски.
* * *
— Ключи взяла? — спрашивает после работы Мона.
Мы едем на моей машине через город в страну мёртвых, к огромному кладбищу на холме. Я заруливаю на пустую парковку, и Мона скручивает косячок. Единственный фонарь посреди стоянки горит в вышине холодным светом.
Мона скидывает обувь, забрасывает ноги на приборную панель и плачет. Тем вечером, когда мы познакомились, она предупреждала, что у неё глаза на мокром месте, и я ответила какой-то глупостью вроде «ты такая забавная», а она сказала: «Я вообще-то много плачу. Тебе стоит это знать». Меня так обрадовало её доверие, что я подумала: «Пустяк». Для меня это и сейчас пустяк, но Мона, действительно много плачет. Плачет потому, что боится, как бы мать не увезла её обратно в Египет, где когда-то жила их семья, и где Мона никогда не была.
— Что мне там делать? Я даже по-арабски не говорю, — утирает она тушь рукавом, и я советую ей смотреть на фонарь и представлять, что эта безжизненная яркость — костёр, и что мы с ней собственноручно кидаем в него все байки о шелки, когда-либо написанные на земле, и смотрим, как они горят.
— Опять ты со своими шелки, — вздыхает она, и я отвечаю, что байки о них как раз таки не мои. Мою я никогда, ни за что, не расскажу, и она не узнает, ни как я поднялась в тот день на чердак, ни что искала вообще-то книгу под названием «Красавица и чудовище», которую читала в детстве. Вот где и впрямь приличная история о звере: превратился в человека и остался им, как положено. Я не рассказываю, что к уголку страницы прилипло колечко чёрных волос Красавицы, и что Чудовище было с жёлтыми рогами и носило домашний свободный жакет, и что вместо книги я нашла шубу, а мама накинула её на плечи и уехала.
* * *
В одной байке про шелки рассказывается о человеке из Мирдалюра. Однажды он лазил по скалам и услышал, как в пещере поют и пляшут люди, а ещё заметил на камнях кучу шкур и, забрав одну домой, запер в сундук. Когда он вернулся, у пещеры плакала нагая девушка. Человек нашёл ей одежду и пригласил к себе. Они поженились, пошли дети. Сами знаете, как это бывает. Однажды он переоделся в чистое, а ключ от сундука вынуть из кармана забыл, и жена, когда стирала, его нашла.
* * *
— Да не поедешь ты в Египет, — говорю я Моне. — Мы едем в Колорадо. Не забыла?
Колорадо — наша голубая мечта. Мона родилась и жила в тех краях до четырёх лет. Она всё ещё помнит скалы и сосны, и холодный, холодный воздух. Говорит, облака в Колорадо яркие, как осколки зеркала. В Колорадо родители Моны развелись, и мать Моны впервые попыталась покончить с собой. Здесь она тоже однажды хотела и с подушкой легла головой в духовку. Мона тогда перешла в седьмой класс.