Слишком хорошо запомнил Сафронов, ставший Савенко, смертельный холод, который он почувствовал тем зимним вечером февраля 1994 года, когда, спотыкаясь, ковылял прочь от пылающего после выстрела из «мухи» «Мерседеса».
Снег был все еще белым: снегопад начался незадолго до полуночи, Ленинский проспект был пуст. Сажа моталась в воздухе черными ажурными хлопьями. Его легкое не по погоде элегантное пальто нежно-кофейного кашемира пропитывалось кровью от правого плеча вниз. Рукав тяжелел, и на снег из отворота, через кисть, россыпью падали темные в ртутном свете одинокого фонаря капли.
В салоне его пылающей машины догорала, скручиваясь, словно сломанная пластиковая Барби, в позу боксера, Лана. Он не любил ее, ему нравилось просто спать с ней, не более. А в последнее время отношения с нею начали Сафронова тяготить, и он подумывал о том, чтобы расстаться. Он не хотел, чтобы она ехала в клуб тем вечером. Но именно ее тело, тонкое и гибкое, как тело ласки, и такое же хрупкое, спасло его от взрывной волны.
Вот такая ирония судьбы…
Он шел к освещенному месту, падал несколько раз, потом поднимался и снова шел, то и дело оглядываясь через плечо. А за ним от черной глыбы джипа, не торопясь, подходили двое — чтобы закончить начатое.
Третий, небрежно облокотившись о блестящее крыло, курил возле приоткрытой двери «гранд широкого». Движок машины работал, в морозном воздухе висело белое облачко замерзающего выхлопа. А из салона, из теплой темноты, наполненной зеленоватым свечением приборной доски и застоявшимся табачным дымом, доносился синатровский веселенький напев «Raindrop is follow on my head».
Сафронов, не поступивший в МедИн с первого захода, угодил в Афган почти сразу после вторжения и оттарабанил снайпером все два года — минус учебка. Значок разрядника по пулевой стрельбе, к которой у юного Коленьки был талант, спас ему жизнь в чужих горах, но погубил взамен много афганских жизней. Он был хорошим снайпером, умеющим абстрагироваться от мыслей о душе мишени. Мишень — она и есть мишень, откуда у нее душа? Он просто исполнял работу и, вернувшись, как-то сразу сумел выбросить из памяти и красно-коричневые скалы, и «зеленку», и горящие на дороге БТРы. И лица, и силуэты тех, кто попадал в окуляр прицела его СВД. Умение забывать — талант, доступный избранным, особенно если надо забыть неприятные вещи.
Снайпер не убивает в ближнем бою. Между ним и жертвой всегда есть расстояние, и это придавало воспоминаниям Сафронова совершенно другое направление. Он никогда не мог заставить себя подумать о смертях тех, кого застрелил в свои юные годы, как об убийстве. Это было поражение мишени — ничего более. Может быть, поэтому он не сошел с ума и не искалечил свою душу муками совести, как многие из его сослуживцев.