Братание закончилось.
— Вот что, мужики, — заявил, расчувствовавшись, Кущ, — у меня два выходных! Чего им даром пропадать? Вот отосплюсь после патрулирования, возьму «Ласточку» и за пару часов буду у вас. Привезу жратвы, воды, забухать, у меня в салоне и телек есть. Посидим, отдохнем, поплаваем…
Он посмотрел на Губатого с насмешкой во взгляде.
— …поныряем, рыбку половим! Я для нас с тобой, Леша, пару телок привезу! Классные соски, увидишь…
«Ах, ты, сукин сын! — подумал Пименов с легким оттенком восхищения. — Вот что значит опыт. Никаких тебе приглашений, никаких тебе неудобств. Приеду. Привезу. Ждите. Целую. Я. И на хер не пошлешь, не за что. Все в соответствии с легендой. Мы же тут отдыхаем? Не так ли?»
«Ласточкой» называлось личное судно Кущенко (естественно, записанное на двоюродного брата жены) — двенадцатиметровая яхта с моторами в 400 «лошадок», по ходу уступающая только «Кровососущему» и его братьям-близнецам — патрульным катерам «Парящему» и «Отважному».
— Обо мне не пекись, — сказал Губатый. — Мне телок и на берегу хватает, еще и в море их брать.
— Женщина в море вообще плохая примета, — поддержала беседу Ленка, появляясь в рубке. Она сменила наряд на длинную клетчатую рубаху из тонкого хлопка и свои любимые велотреки.
— А ты? — осведомился Владимир Анатольевич, оглянувшись на голос. — Ты у нас кто? Мальчик?
Вопрос прозвучал смешно — под тканью рубахи грудь Изотовой была даже заметнее, чем в тот момент, когда ее облепляла мокрая футболка. Во всяком случае — смотрелась более волнующе — этакое таинственное шевеление.
— И вообще, Ленок, запомни, — продолжил он, раздевая Изотову взглядом: — Женщина на корабле — горе, когда она одна на всех. А когда их много — это уже не корабль, а просто плавучий бардак!
И засмеялся.
Смеялся Кущенко еще смешнее, чем говорил. Мелко, тоненько хихикал, застенчиво опуская глаза.
«Альхен! Голубой воришка!» — пронеслось у Губатого в голове.
— Это как у Жирика, — сказал Ельцов, которого от минутного пребывания на едва покачивающейся «Тайне» начало мутить с прежней силой. — Каждой женщине — по мужчине, каждому мужчине — по бутылке водки!
Он был уже не бледен лицом — землист. С таким цветом кожи можно было играть зомби и без грима.
— Вот это правильно! — поддержал его Владимир Анатольевич и с размаху хлопнул Олега по спине. — Вот это по-нашему, по-бразильски! Молодец Вольфович! Понимает нужды!
От этакого дружеского похлопывания Ельцову сделалось совсем худо, и когда «Тайна» перевалилась с носа на корму в очередной раз, он схватил себя за лицо, зажимая рот и нос, и ринулся к борту, издавая утробные звуки.