Учительница читала список учеников.
— Андреева Светлана?
— Я!
— Садись. Егорова Валентина?
— Я!
— Садись. Журавлева Алла!
— Я!
— Садись. Еленушкина Ефросинья?
Услышав столь непривычное имя, класс захихикал. Ефросинья, покраснев как маков цвет, встала, опустив глаза.
— Какое у тебя имя! Как из сказки, садись, — сказала учительница. Фрося села и стала думать: хорошо это или плохо, что имя как из сказки. Но так ничего и не придумала, потому что учительница вызвала ее соседку:
— Ланская Элеонора.
Ланская вскочила, пискнув:
— Я!
Еленушкина сразу возненавидела ее. Подумать только, достается другим такое счастье: Элеонора, можно Эля, Нора, Леона, как ни крути — все красивые. А у нее — Фрося, какое-то шипение с фырканьем вперемежку, а не имя.
На перемене Ланская предложила соседке половину яблока.
— Не хочу, — пыхтя от злости, сказала Еленушкина.
— Бери! Знаешь, какое сладкое! А тебя Фросей зовут?
— Дура, — ответила ей Еленушкина.
Элеонора заревела. Она была большая плакса в те годы.
— Дура, — с наслаждением повторила Еленушкина, — подумаешь, Элеонора! А меня вот поп крестил!
Ланская перестала плакать. Синие глаза ее стали круглые, как копейки.
— Поп? — удивилась она. — А зачем?
— Чтобы я здоровая была, красивая, умная. А некрещеные — тьфу! Быстро помирают.
Еленушкина врала. Никто ее не крестил, но о церковных обрядах она кое-что знала. Старенькая нянька Еленушкиной верила в бога, ходила в церковь и иногда прихватывала туда свою воспитанницу. В кухне, в красном углу у Еленушкиных висела на гвоздике нянькина икона. Утром и вечером нянька била перед ней поклоны, которые Фросина мать, посмеиваясь, называла гимнастикой. Полагаясь на здравый смысл дочери, считала, что опиум религии не коснется ее материалистических мировоззрений.
— Значит, я скоро умру? — с ужасом спросила Ланская. Еленушкина злорадно кивнула, и Элеонора вновь залилась слезами.
— Слушай, — сказала Еленушкина. — Хочешь я тебя окрещу?
Она сама не знала, что на нее вдруг нашло. Ей почему-то вдруг стало жалко эту дуру Элеонору.
— Без попа?
— Это ничего! Я слово знаю! Меня нянька научила.
После школы Еленушкина повела Элеонору к себе домой, где никого не оказалось. Нянька, наверное, стояла в какой-нибудь долгой очереди, до которых она была большая охотница, особенно в хорошую погоду. А погода в тот день стояла замечательная.
Еленушкина быстро сделала необходимые приготовления. Сняв с гвоздя нянькину икону, повесила ее в ванной на кран. Потом налила в кувшин воды и бросила туда порошок синьки.
— Раздевайся, — почему-то шепотом приказала она Элеоноре.