Северные крестоносцы. Русь в борьбе за сферы влияния в Восточной Прибалтике XII–XIII вв. Том 2 (Хрусталёв) - страница 218

Его имя указано в хорошо известном Договоре Новгорода с немецкими купцами о спорных делах от 17 мая 1338 г. В русском переводе Е. А. Рыдзевской приведена калька с его имени: «господин Гинрике фан Плессекове от магистра (vor hern Hinrike van Plessecouwe van des mesteres weghene)»[1212]. Использование Генриха Псковского в качестве посла на переговорах с русскими может означать, что современники осознавали его родство с восточными соседями. Это же наглядно демонстрирует и родовой герб Псковских, который венчала геральдическая «голова русского»[1213].

Путь, в ходе которого семья Псковских обосновалась в Любеке, проследить затруднительно. Первый упоминаемый — Генрих — уже носит немецкое имя, а следовательно, если речь идет о переселенцах из Пскова, то их эмиграция относится к периоду не позднее середины XIII в. Возможно, она была связана с борьбой вокруг Пскова в 1240–1242 гг.

Источники сохранили упоминание еще двух Псковских. В 1289 г. они отмечены среди членов Рижского магистрата: Тидрик Псковский (Tiderici de Plescowe) и Седиль Псковский (Sedile de Plescow)[1214]. Так как жили они в Риге почти в то время, когда в Любеке уже обосновался Генрих Псковский, то речь, скорее всего, идет о другой фамилии.

Такое обильное распространение прозвища Псковский, очевидно, должно быть связано не только с торговой активностью Пскова и соседствующей торговой артерии, но и с эмиграцией из этого города. В связи с этим действительно следует со всей серьезностью говорить о существовании в Пскове в середине и второй половине XIII в. если не немецкого населения, то развитой группы пронемецки настроенных горожан, многие из которых вскоре вынуждены были покинуть город.

Обследование любекских документов завершенным назвать никак нельзя, но представленный материал все же позволяет сделать предварительные выводы о социальной мобильности того времени. Судя по всему, в XIII в. распад балтийского социального содружества подходил к завершающей стадии, но еще в середине века мы фиксируем случаи, когда этнический русский вполне мог стать не только знатным горожанином Любека, но и войти в городской магистрат, участвовать в определении городской политики, торговой и экспансионистской. И это в условиях, когда политика Любека выступала определяющей во всем Балтийском регионе, в государственном строительстве в Ливонии, в экспансии в Эстонии, в христианизации Восточной Прибалтики и в северной торговле в целом. Примеры показывают, что этнические связи воспринимались современниками действенными и в позднейшее время.