Взгляды новых однокурсников она ощущала на себе до самого конца лекции, очень пожалев, что не села в огромной аудитории с поднимающимися наверх рядами на самый последний. Те, кто сидел впереди, оглядываться почти не решались.
Зато они отвели душу, когда лекция закончилась и все поднялись со своих мест, собирая вещи. Теперь на Лану обратилось в два раза больше взглядов, сопровождающихся тихими перешептываниями. И хотя она не слышала, что именно говорят однокурсники, ей казалось, что все они обсуждают ее отца и позор семьи. А судя по тому, как некоторые завистливо скользили взглядами по ее новому платью, то и ее саму, и ее неуместность здесь.
С последним Лана даже и не спорила: она совершенно точно не подходит СКА, как СКА не подходит ей. При других обстоятельствах ноги бы ее здесь не было.
«Но раз я терплю, то и вы потерпите», – мысленно огрызнулась она, закинула на плечо маленькую сумочку.
Та, как и ее чемодан, обладала не только магией пространственного сжатия, но и более сложной – облегчения. Артефакторы хорошо над ней потрудились: сколько бы учебников и милых женскому сердцу мелочей Лана туда ни складывала, сумка оставалась практически невесомой.
Набросив на себя независимый и – для профилактики – немного высокомерный вид, Лана направилась к выходу из аудитории, но успела спуститься лишь на пару рядов, когда дорогу ей преградила высокая худощавая девица с пересушенными тонкими светлыми волосами. Плоская как доска, она вполне могла бы сойти за парня, учитывая, что одевалась почти как они. Как и многие тут. Если бы не прическа и макияж, можно было и ошибиться.
Лана попыталась ее обойти, но по бокам тут же встали еще две девушки, более женственные на вид. Сердце неприятно екнуло, но Лана не подала вида. В Лексе между студентами тоже часто происходили стычки. Аристократы конфликтовали с новой элитой, да и внутри групп постоянно выясняли, кто круче.
Однако, не имея за спиной никакой поддержки, Лана в подобных стычках еще не участвовала.
– Пройти дай, – потребовала она.
– Это вместо «здравствуй»? – хмыкнула девица, смерив ее презрительным взглядом. – Так себе у вас с воспитанием в вашем высшем обществе.
– Здравствуй, – едко передразнила ее Лана и добавила: – Пройти дай.
– Послушай, детка, ты бы прикрутила борзость, – плотоядно улыбаясь, заявила долговязая сокурсница, скрещивая на груди руки. – А то ведь и пожалеть можно. Я староста курса. И на правах старосты хочу тебе сообщить: тебе здесь не рады. Никто из нас. По моему мнению, надо было посадить в тюрьму всю вашу вороватую семью, а не только твоего папашу. Потому что все вы одинаковые. Сначала наживаетесь на других, а потом делаете морду кирпичом и кривите носики, считая остальных убогими отбросами. Так вот, милая, хочу, чтобы ты поняла. Теперь отбросы – это ты. И лучше бы тебе уйти отсюда по-хорошему. А то ведь и огрести можно.