Одновременно с тем, как Херсонес и Боспор вошли в кругозор римской политики, вошла в него и Ольвия, к которой Рим приблизился и на сухопутье. Цезарь мечтал сделать границей Империи нижний Дунай. Августу это удалось осуществить, и целый ряд сильных крепостей протянулся по Дунаю до самого устья. Северная часть Балканского полуострова составила новую провинцию (Moesia), состоявшую под начальством особого наместника. В состав ее вошли греческие города побережья от устья Дуная, сохранив свое самоуправление и независимость в делах внутреннего распорядка. Они продолжали по-прежнему чеканить свою монету. В один из таких городов, Томы (н. Кюстендже), сослан был Августом поэт Овидий, томившийся здесь до самой своей смерти. В своих слезных посланиях с Понта он оставил нам живые описания окружавшей его природы и тех диких варваров, с которыми он сталкивался. Естественно, что и близкие к римским границам ольвиополиты искали высокого покровительства властителей мира, римских императоров, тем более что они состояли в живых торговых сношениях с соседними греческими городами, оказавшимися в пределах провинции. На одной дошедшей до нас надписи помянуто, что ольвийский гражданин Абаб, сын Каллисфена, «первенствовавший не только в отечестве, но и во всем понтийском народе, и пробившийся до известности Августам», посвятил императорам Августу и Тиберию сооруженный им портик[5]. Римская власть все более и более близилась к Ольвии. Лежавшая на днестровском лимане Тира, как известно из более поздних надписей. Вела свое счисление по особой эре, начинавшейся с 56 или 57 года. Более чем вероятно, что то была эпоха, когда Рим утвердил непосредственно свою власть в Тире.
В конце царствования Нерона разыгрались в придунайских степях события, которые не могли не отразиться на Ольвии. К сожалению, они нам слишком мало известны, и упоминание о них сохранилось только в эпитафии одного высокого сановника времен Нерона, Плавция Сильвана[6]. В числе его заслуг помянуты в эпитафии его дела за время наместничества в Мэзии. Среди варварских народов на севере от нижнего Дуная произошли какие-то волнения и войны, угрожавшие, по-видимому, безопасности границ империи, а также городу Херсонесу. Плавций перешел Дунай и властно вмешался в дела варваров. Он отогнал «Скифов» от Херсонеса, который был в осаде, расширил границы империи, преселил множество варваров за Дунай, отведя им земли для мирного земледельческого труда, и установил прямые торговые сношения между Херсонесом и Римом: впервые, как отмечено в эпитафии, в римские государственные запасы хлеба отправлены были большие партии из Херсонеса. – Повествуя о деяниях Плавция Сильвана, его эпитафия не называет Ольвии, но события эти разыгрывались в непосредственной близости к этому городу, и тогда впервые римская военная сила прошла по степям от римских границ до самого юга Крыма. Быть может, та военная эскадра из 40 кораблей и трехтысячный отряд войска, которые находились, по словам Иосифа Флавия, в восточной части Черного моря для охраны римских интересов в последние годы правления Нерона, стояли в связи с военными предприятиями Плавция Сильвана в западной половине припонтийских степей. С этого времени Херсонес находится в зависимости от наместника Нижней Мэзии. О том свидетельствует надпись на пьедестале статуи, воздвигнутой в честь Секта Веттулена Цереалиса, состоявшего наместником этой провинции при имп. Веспасиане