Меня зовут Ворн (Вэй) - страница 143
Спустившись с дерева, друзья, давясь смехом, пригибаясь, отправились к Лаки, и компания уже вместе, обойдя горе-засаду, двинулась по дороге к близлежащему городу. Стражникам сейчас было не до них. Им еще долго будет не до них, как, хихикая, поведал Гобла.
До стен Южного перешейка добрались уже на рассвете. Ворота все еще были заперты на ночь, но Лаки подкупил дежурного, и их втайне от начальника караула пропустили внутрь.
– Следы запутываем? – тихонько спросил Калин, когда понял, что в этом городе они не задержатся надолго, максимум на пару часов.
– Не только, – хитро щурился безногий старик, сидя в спецкресле на спине своего сына.
У Лаки связей и подвязок хватало кругом. Пока команда отдыхала в пустом доме трущобного района, Нушик куда-то ушел по поручению старика. Вернулся он с мужичком неказистой внешности, средних лет, с маленькой заостренной бородкой и тухлым, безразличным взглядом. Незнакомец душевно поздоровался с Лаки и попросил уединения для приватной беседы, полностью проигнорировав остальных присутствующих в помещении. Уловив взгляд старика, все, кроме Нушика, покинули временное прибежище, выйдя во двор с покосившимся, полусгнившим забором. Мрякул, пользуясь случаем, решил размять крылья и принялся нарезать круги, выписывая виражи вокруг дырявой крыши, местами просевшей и поросшей лишайником, вводя в панику и ужас местных голубей. Обеденное солнышко припекало, как и полагается в это время года – нещадно.
Норг присел на корточки подле разбитого крыльца, укрывшись в тени навеса, и от нечего делать принялся колупать ногтем трухлявую древесину, внимательно рассматривая труды своей деятельности. Гриня с упоением наблюдал за полетами мрякула, приложив руку козырьком и щурясь от яркого света, он восторгался его кульбитами. Гобла, усевшись по-турецки прямо посреди двора, крутил между пальцев собственноручно сплетенную из кожаных ленточек змейку с янтарного цвета камешками на месте глаз, блаженно жмурясь и получая удовольствие от солнышка. Безмятежность и счастливый вид лица хумана вызывал легкую зависть у хмурого Норга, который оперся плечом о бревенчатую стену дома, тоже укрывшись от жары, и, как бы невзначай шаря глазами, цепко следил за округой. Он не понимал, как можно всегда быть в хорошем настроении. Гобла, как и Норг, владел двуручным боем, и на тренировочных спаррингах он вечно подтрунивал над северянином, даже когда проигрывал.
Калин, задумчиво меряя шагом двор, нарезая круги, поглядывал на улицу сквозь прорехи ограждения и размышлял о разном; мысли его, как блохи, скакали, обгоняя одна другую – ему было любопытно, кто этот человек, зачем пришел, и о чем они сейчас там говорят. Почему всех выставили вон? Когда они отправятся дальше? Как выглядит Николот? Город ему представлялся обнесенным высоченной стеной с тупыми зубцами и узкими бойницами. Обязательно широкий и глубокий ров, возможно, с хищными рыбами, а лучше с крокомутантами какими-нибудь, и перекидной мост на толстых цепях, а как же без него, если есть ров. Массивные деревянные ворота, обитые железом, темный коридор во всю толщину стен и даже больше и решетка по ту сторону тоннеля на случай, если враги сломают ворота. Тогда решетка их задержит, и защитники города смогут обливать противника кипящим маслом, водой, закидать камнями, колоть копьями сквозь прутья преграды и многое другое, что Калин видел в исторических фильмах. А дома, наверное, там красивые, высокие, с острыми черепичными крышами и флюгерами на пиках. Улицы чистые, выложенные, понятное дело, не асфальтом и не плиткой, но хотя бы камнями или еще чем-нибудь. Должны же были местные додуматься до чего-то, чем умостить землю, столица же все-таки. Люди все важные, в дорогих одеждах… и рабы. Калин помнил, что ему рассказывали про Николот, там много рабов, даже рынки есть. Их-то, рабов, сразу видно – в железных ошейниках, битые, тощие, с черными кругами под впалыми глазницами и в сером, или даже бесцветном от грязи и пыли рванье. Калину так явственно представились эти люди, что он даже узнал среди них своего друга, Митяя. Он стоял молча и глядел так грустно, с осуждением. «Ну, что же ты, Калин, не идешь? Где же ты, дружище?» – говорят его глаза, полные боли и горечи. Калин тряхнул головой, скидывая картинку. Потер ладошками лицо. Мокрое. Холодный пот прошиб и спину. Впитавшая его рубаха прилипла и неприятно тянула. Калин выпрямился, отдернув ткань. Дверь хибары отворилась, в проеме показался мужик с козлиной бородкой. С серьезным видом, ни с кем не прощаясь, молча прошел мимо и вскоре скрылся с глаз.