– Черт! – проводил он взглядом упавшее кресало.
Сердце громко колотилось, подпрыгнув и закрепившись у самого горла. Паук заворачивал в кокон Джогу, теперь Калин, привыкнув к полумраку, рассмотрел это довольно-таки четко.
Стараясь не дышать и не смотреть вниз, он вновь полез в карман и извлек оттуда экспериментальную петарду, одну из тех, что смастерили при помощи хумановского «пороха» и пойла. Примерившись, он понял, что из такого положения бросок не получится достаточно сильным. Долго не раздумывая, Калин прыгнул и уже в полете изо всех сил швырнул цилиндрик в ближайший выступ. Яркая вспышка, громкий хлопок, и вот он уже повис вниз головой, попав в паучью сеть, как и рассчитывал. Пошевелился, но ни рук, ни ног вырвать из липкой паутины не смог. Мимо с диким ором пролетел Март и завис чуть ниже и правее Калина. Вывернувшись, мальчик увидел, как, перебегая с нити на нить, огоньки «выедают» дыры в паутине. Она тлела, вспыхивала местами и плавилась, скукоживаясь, как волос, но чертовски крупный волос. Калин подумал, что, похоже, будто горит бикфордов шнур, но это горение происходило гораздо стремительней, хаотично расползаясь во все стороны. Часть нитей, удерживающих тело мальчика, оборвалась, и он вновь продолжил свой полет. Теперь Калин завис лицом вверх. Горящая паутина сыпалась тлеющими ошметками, попадая на кожу, оставляла ожоги. Дышать стало тяжело, словно в пещере заканчивался воздух. Сыпались и хуманы, падая и зависая так же, как и он. От тлеющих ошметков занималось новое пламя, внизу. Оно стремительно пожирало паутину, перебегая и плавя ее, словно вату. Вскрикнул и отборно заматерился Гобла. Калин дернулся, нити оборвались, и он ухнул вниз.
Жесткое приземление выбило остатки воздуха из легких, огонь на краткий миг окутал тело. Как ему сейчас хотелось потерять сознание. Калин мечтал о забвении. Все адски болело изнутри и жгло снаружи.
– Живой? – подлетел к нему Гобла и, схватив за обожженные плечи, тряхнул.
Стон вырвался из горла мальчишки.
– Живой! Живой, чертяка!
При помощи Гоблы Калин с трудом поднялся на ноги. Придерживая неестественно вывернутую руку, мальчик, хромая, подошел к столпившимся вокруг тела ребятам. Джогу был мертв.
– Укусила… – тихо произнес Халк. – Мы ничего не смогли сделать. Ничего…
– Где она? Сдохла?
– Нет. Сбежала. Ты хорошо ее шуганул, мальчик мой, – душа в себе эмоции, сдавлено произнес Карман. – Похоронить бы…
* * *
Выдолбили небольшое углубление, поместили туда тело, сверху уложили камнями. Хуманы затянули мотив без слов. Их многоголосье пробирало до самого костного мозга. Перед глазами Калина мелькали отрывки жизни с кадрами, где Джогу горланил с Лаки песни про океаны и бравых моряков, где он смеялся, подтрунивая над товарищами, его серьезное лицо на собрании перед походом и самый последний вечер у костра. Калин недолго знал этого парня, но и столь кратковременного знакомства вполне хватило, чтобы проникнуться к этому человеку симпатией. Именно человеку, потому что хуманы со своим укладом мальчику показались куда как человечнее, чем те, кого он встречал в чистых землях. Он молча смотрел на холмик, а душу терзали боль и печаль. Каково было сейчас тем, кто знал Джогу всю жизнь, парнишка и думать не хотел. На Кармана страшно было смотреть. Лицо его почернело, осунулось, и без того подернутые белесой пленкой глаза вовсе потухли. Самый натуральный зомби, только что не кидался с целью сожрать.