— Скажите, милейший Константин Константинович, — вкрадчивым голосом обратился к следователю Гольдман, — каким образом у нашего трупа в кулаке оказался обрывок листка? Смоделируйте ситуацию.
— Да кто ж его знает, — недоумённо развёл руками Костанов. — Из кармана достал.
— Сильный вывод, — одобрил криминалист. — Ясно, что не из бюстгальтера. Допустим. А зачем достал?
— У него спросите, — недовольно поморщился Костя. — Хотите, провожу?
— Вы лучше мозги напрягите! — предложил Семён Давидович. — Зачем в половине второго ночи человеку доставать из кармана листок?
— Если предположить, что там было что-то написано… Наверно, чтобы прочесть.
— Направление мысли в целом верное, — подтвердил Семён Давидович. И дополнил: — Может, хотел уточнить адрес, по которому шёл? Для чего ещё ночью листок разглядывать…
— Полемично, но логично, — заметил следак. И тут же возразил: — Хотя вариантов много. К примеру, валялся рисунок голой бабы. Он и подобрал.
— А грабители бросились за голую бабу сражаться, — ехидно продолжил Гольдман.
— Ну и что? За голую бабу не грех и шею свернуть. Может, они эту бабу потеряли.
— Костя, не старайтесь казаться тупее, чем вы есть, — посоветовал Гольдман. — Это слишком сложная задача.
— И всё-таки я не понимаю, к чему вы клоните, — продолжал упорствовать Костя.
— Вы хорошо на местности сориентировались? — спросил следака криминалист. — Помните обстановку в общих чертах?
— В общих — помню, — сказал Костя.
— Как думаете, мог этот Колян читать письмо на мосту? — спросил эксперт.
— Ну, если при нём фонарик был. Там же темно, как у негра в джазе.
— Фонарик, батенька, действительно был, — подтвердил Семён Давидович. — Метрах в двадцати от моста, на развилке, у поворота направо. Припоминаете? Я ещё отметил там суглиночек, колёр у него необычный, близко к оранжевому. Вроде как незалэжные хохлы обронили свой гордый померанчевый прапор.
— У них жовто-блокитный, — поправил Костя. — Так вы думаете…
— Я думаю, на суглиночке следы хорошо отпечатываются, — резюмировал Гольдман. — Так мы едем или как?
— Пожалуй, надо, — и Костя пружинисто поднялся.
В это время его мобильник душевно завёл «Мурку». Гольдман поморщился:
— Это, Константин Константинович, называется «профессиональная деформация».
Следователь отмахнулся. Мобильник заговорил человеческим голосом. Голос принадлежал секретарше районного прокурора.
— Костик, тебя начальство требует. Быстро.
— Буду, — коротко бросил Костанов.
Он повернулся к Гольдману и развёл руками:
— Выезд отменяется. Я в прокуратуру. Возьмите Серёгу или Мишу, смотайтесь без меня.