— Вот именно, — согласилась девушка.
Они снова посидели, призывая тихих ангелов и увеличивая поголовье ментов.
— Глаза у тебя красивые, — сказал не к месту Джонни.
— А у тебя голова пустая, — в тон ему ответила Алиса.
Она налила себе рюмку коньяка и залпом выпила.
— Тепло, — сообщила она, комментируя произведённое напитком действие.
Джонни разлил остатки коньяка по рюмкам. Снова выпили.
— Не помнишь, есть там ещё что-нибудь крепкое? — спросил Алису Джонни.
Та промолчала.
— Ты сама хотела узнать, — напомнил Джонни, изучая взглядом цветочек на солонке.
— Как же ты мог… — негромко и растерянно произнесла девушка. — Это же подло. Это же предательство. Как же ты — против своих? Против России…
— А кто здесь мои? — задумчиво вопросил Джонни. — Где здесь мои? Которые? Которые всю страну опустили, как лохов? Которые, суки, на Канарах ошиваются и бабло по швейцарским банкам распихивают? Или которые на них горбатят, жрут «палёнку», загибаются в сорок лет и молятся, чтобы не было войны?
— Россия…
— Да я срать хотел на твою Россию! — грохнул Джонни. — Правильно Аркаша Деловой говорит: все мы — люди мира. И если меня научили говорить по-русски, это не значит, что я должен рыдать от счастья и рвать тельняшку на груди. Родина — там, где тебе хорошо. Где дышится легко. Где можно жить, как человеку. И если для этого надо продать какую-то там вонючую тайну, так я её продам. Лишь бы купили.
— Это гнусно, — повторила девушка. — Ты же, как Иуда…
— Я — Иуда? — удивился Джонни. — Это химик — Иуда. Я, скорее, какой-нибудь Матфей или Лука. Мудищев… Сижу тут перед тобой и проповедую евангелие. Наверно, уже жалеешь, что помогла?
Алиса ничего не ответила. Она видела, как дрожат у Джонни губы. Как из его чёрной густой шевелюры выбивается седина. Пока ещё не очень заметно, но неотвратимо. Алисе было только двадцать лет, но инстинкт женщины позволял ей понять, что перед нею сидит отчаявшийся, растерянный, испуганный мальчишка, готовый удариться в истерику.
— Что ты знаешь о предательстве? — спросил Джонни. — Все вокруг нас — предатели. Просто одним по жизни приходится ссучиться, а других Господь милует. Меня предавали с детского сада. «Юлия Михайловна, а Ваня манную кашу в горшок вылил!». В школе ломили лучшие друзья. Во дворе продавали пацаны — с кем курил, какую дачу обнёс… Единственный человек — сестрица родная. И та, сука, кинула ради долбанного корейца!
И тут Ваня горько зарыдал. Ничто его не могло пронять так, как последнее признание. Он любил Алёнушку безгранично и готов был заложить за неё собственную душу плюс пару сотен чужих. Про операцию с химиком Востриковым он упомянул в разговоре с ней случайно, мимоходом, даже не подумав о последствиях. А какие могут быть последствия? Мао и Аркаша Деловой корешуют, одно дело делают. Однако вон как оно повернулось. Алёнушка решила сыграть по-крупному. Втравила своего плюшевого председателя, устроила Мамаево побоище и без колебаний подставила Джонни. А потом плюнула на него и кинула на съедение Аркаше.