– Вздор какой! – буркнул Иверзнев, неловко уклоняясь от объятий начальника завода и стараясь дышать в сторону. – Я, разумеется, счастлив, что Наталья Владимировна выдержала кризис… но я просто выполнял свой долг! Как врач и… Владимир Ксаверьич, да что вы, ей-богу! Перестаньте… Сядьте, успокойтесь, я вам сейчас лавровишневых накапаю!
Меланья тем временем ловко и незаметно убрала со стола пустую бутылку и стаканы. Вместо них на скатерти появился пузырёк с успокоительным средством, которое Иверзнев принялся капать в рюмку. Лазарев сосредоточенно наблюдал за его действиями. Тимаев стоял у окна, повернувшись ко всем спиной, и до Михаила доносилось только его прерывистое, тяжёлое дыхание.
– Выпейте, Владимир Ксаверьевич. Это хорошее средство.
– Б-благодарю, – Тимаев неловко принял из рук Иверзнева гранёный стакан с мутноватым содержимым. Медленно, словно капли были горячими, принялся отхлёбывать. Михаил наблюдал за ним со странной для себя самого смесью жалости и отвращения. Понимая, что через несколько минут ему снова нужно будет заговорить с этим человеком, чувствовал, что не знает, как это сделать.
Проблему эту решил сам Тимаев, допив, наконец, успокоительное и с жаром сказав:
– Михаил Николаевич! Прошу вас предать забвению наш последний разговор и всё, что было сказано! Я, со своей стороны, уже всё забыл! В знак глубочайшей моей благодарности я готов написать вам наилестнейшую характеристику и убедить в том же господина полицмейстера! Надеюсь, вам это поможет при возвращении в Москву. Вы ведь этой зимой уже покидаете нас?
– Право, не уверен, – отстранённым голосом сказал Иверзнев.
– Как? – изумился Тимаев. – У вас есть причины оставаться?
– Вы ведь не выгоните меня из заводского лазарета?
– Что вы… Что вы! Как можно, как вы подумать могли?! Я ваш должник до гроба, и если вы намерены остаться… Но, воля ваша, никак не могу вас понять! Ваша ссылка заканчивается, вы можете вернуться в Москву… Я уверен, вам даже позволят восстановиться в университете: фамилия Иверзневых что-нибудь да значит! Я, признаться, не понимаю, как вам вовсе позволили оказаться тут! Безусловно, всю эту студенческую фронду следовало пресечь на корню, но вы… Вы же были тогда слишком молоды, слишком неопытны! Я убеждён, что вас втянули в заговор против вашей воли, как младенца! И неужто ваши братья не могли… Я ведь по долгу службы был знаком с полковником Иверзневым! К нему многие прислушивались в Генеральном штабе! Неужто Александр Николаевич не мог употребить…
– Саша тогда сделал всё возможное, – сухо перебил Иверзнев. – Но, поскольку моё участие в «студенческой фронде» было вовсе не младенческим, то Генеральный штаб умыл руки. И сейчас я очень благодарен ему за это.