Итан глазел на табличку. «ФРАНСИН АЛЬТЕР». На самом деле никаких слов на двери не было. Буквы представляли собой пустоты, выгравированные лазером в – или на – металле. Выемки. Углубления. «СЕМЕЙНЫЙ ПСИХОЛОГ». Буквы были лишь иллюзией: контуры им придавало отсутствие материала.
– Угостишь?
Итан испуганно вскинул голову. Над ним стояла, глазея на водку, его сестра.
– А то! – ответил Итан. – Гадость ужасная.
Мэгги нагнулась, взяла у него чекушку и осторожно глотнула.
– Фу. Буэ. Кошмар.
– Я предупреждал.
– Польская картофельная водка?
Итан уставился в пустоту:
– Почему бы и нет? Своеобразная дань уважения нашим предкам.
Она села рядом и понюхала горлышко:
– Мы разве родом из Польши?
Итан забрал у нее чекушку:
– Не знаю. Запросто.
– Откуда-то оттуда.
– Из государств-сателлитов.
– Ага.
– Из тех мест, где у человека рождается комплекс преследования.
– Ага, ага. – Мэгги потянулась за чекушкой. – Странно быть дома, да?
Итан кивнул.
Мэгги хлебнула водки и поморщилась:
– Все стало каким-то другим. Сразу чувствуется, что мамы нет. Слишком чисто, и… какая-то странная чистота, да?
– Липовая.
– Все растения засохли, и пахнет «Уиндексом».
– Жуть, ага. Мне кажется, папа тут что-то менял, двигал. Точно не скажу…
– Менял, менял, это точно!
– И тишина ужасная.
– Вот именно! Тишина! Хотя ведь и мама никогда не была болтушкой.
– Фон создавала не она, – сказал Итан. – А ее пациенты. Люди, которые к ней приходили. В коридоре постоянно кто-нибудь ошивался.
– Да. Скучаю по тем временам.
– По гулу разговоров.
Мэгги сделала еще глоток.
– Полегче, может? – сказал Итан. – Голодный желудок и все такое.
Она прижала бутылку к груди:
– За мой желудок не волнуйся. Это не твоя забота, ясно?
– Ясно.
Мэгги ссутулилась:
– Думаешь, мама была хорошим психологом?
– Хм. – Итан громко выдохнул воздух через нос. – А это имеет значение?
– Нет, наверное. Просто хочется думать, что она была профи.
– Она знала подход к отцу. А это уже немало.
– И еще она была умная, правда?
– Да. Но какое это имеет значение?
– Я хочу запомнить ее умным и компетентным человеком, настоящим профессионалом. Теперь, когда ее не стало, она может быть какой угодно… И наш долг – запомнить ее правильно. Если не мы, то кто? Страшно ведь ошибиться. Какой мы ее запомним, такой она и будет, понимаешь? Нам нести это бремя. Я не хочу продешевить. Хочу, чтобы получилось объективно, а не так: «Вот кем была для меня мама». Хочу запомнить, какой она была на самом деле, а не только для нас. Но и обожествлять ее не хочется. Очень легко ошибиться, когда пытаешься описать человека. Я много об этом думаю.