К двум часам утра сердце Итана начало отказывать. Тут подоспел ее врач – дар свыше, имя которого Франсин поклялась никогда не забывать (Фил Уолш! Фил Уолш! Фил Уолш!). Он правильно ввел анестезию и срочно ее прокесарил, чем спас жизнь матери и ребенку. Очнулась Франсин в отделении реанимации. Закрыла и открыла глаза – нет, не сон. Она понемногу возвращалась в сознание: свет и звук просачивались сквозь тонкую завесу наркоза. Первым она увидела Артура: тот стоял у стены напротив и укачивал на руках младенца. Перед глазами все темнело и туманилось. Руки дрожали. Она не могла вымолвить ни слова – не было сил. Франсин вновь закрыла глаза и позволила себе уснуть, решив, что муж в состоянии позаботиться об их сыне.
Однако час спустя она очнулась – в страхе.
– Можно мы еще тут побудем? – спросила она Фила Уолша, державшего Итана в своих уверенных руках. Артур был в коридоре: пинал автомат с закусками и напитками. – Всего одну ночь, пожалуйста! Я пока не хочу домой. Я не знаю, что делать!
– Все будет хорошо, не переживайте, – сказал Фил Уолш.
– Я… – Ей срочно надо было кому-то признаться. – Мне страшно. – На глаза навернулись слезы. – Только ничего не говорите мужу. Он наверняка боится еще больше, чем я. Из нас двоих мне следует быть храброй. Только я совсем не храбрая, доктор Уолш. Я ужасно боюсь!
– Все будет замечательно, – сказал Фил Уолш. – Вы все сможете и станете прекрасной матерью.
Франсин сделала глубокий вдох.
– Послушайте. Плач ребенка может означать только три вещи: либо он голоден, либо хочет на ручки, либо ему надо поменять подгузник. Уж с этим-то вы справитесь, не так ли?
Она кивнула. В палату как раз вошел Артур.
– Вот и замечательно.
Франсин посмотрела на мужа.
– Нервы? – спросил тот.
Она кивнула.
– Мы справимся. Обещаю. – Он протянул ей какой-то сверток. – Хочешь «Миндальную радость»?
Уверенность мужа ее очень обрадовала. После Зимбабве Артур несколько месяцев не выходил из депрессии. Свадьба прошла чудовищно, да и перспектива отцовства не слишком его манила. Но Франсин всегда хотела детей и лелеяла надежду, что Артур подключится к их воспитанию, когда придет время. Сейчас ей впервые показалось, что он в самом деле на это способен.
Когда они вернулись домой – в самом начале ее беременности они переехали с Кенмор-Сквер в дом из бурого песчаника рядом с прудом Джамайка, – Франсин взяла Итана на колени и села на диван, а Артур пошел варить кофе. Она ждала пробуждения материнского инстинкта – и он благополучно проснулся. Она знала, что захочет окружить ребенка заботой – и захотела. Но Франсин и подумать не могла, что этот младенец с удивленными глазами вызовет в ней