Произносилось его имя не Цолалто, а Колалто; во всяком случае, так его назвал на другое утро тихий, белокурый старший лейтенант, читавший нам диктант на уроке венгерского. Это была небольшая, десятиминутная контрольная в конце урока. Серьезный молодой лейтенант диктовал нам так хорошо — просто разжевывал слова, — что ошибиться было невозможно. Тем не менее мой забавный сосед для пущей верности запускал глазенапа и в мою тетрадь.
— Колалто, — обиженно окликнул его лейтенант. И сразу отвернулся. Вот и все его внушение. Всего лишь укоризненное «Колалто».
До большого, сорокаминутного утреннего перерыва у нас была еще геометрия и география. Учась в обычной школе, я ни в жизнь не поверил бы, что на уроках можно чувствовать себя так легко и раскованно. Географию нам также преподавал молодой старший лейтенант с чисто выбритым загорелым лицом, он хитро улыбался и подшучивал над нами. Хромой капитан Кузмич, преподававший геометрию, иногда, правда, чтобы навести тишину, поворачивался к нам от доски и рявкал на нас, но потом, когда по классу снова начинал пробегать шепоток, уже не обращал на него внимания. Кто-то, приподняв крышку своего столика, развлекался, копаясь в ящике. Кто-то читал. Я поспешно срисовал в тетрадь параллельные и пересекающиеся прямые Кузмича и завел разговор с Цолалто. Припекало солнце; к концу урока географии лучи его достигли кафедры и нам в глаза хлынуло море ослепительного света. В распахнутые окна класса почти осязаемо, словно доносящаяся издалека знакомая мелодия, лилась синева осеннего неба.
Дружелюбие Цолалто я приписывал приятной атмосфере, царящей на уроках. Ибо в других местах он меня не замечал. Коридор второго этажа, как и первого, был обшит деревянными панелями, на которых висело множество цветных олеографий в рамках. На одной из них изображена была в профиль коленопреклоненная девушка с длинными волосами, на ней не было ничего, кроме какого-то подобия простыни, но и ту с нее стаскивала чья-то рука или черт знает что. Словом, интересная картинка, хотя и не слишком понятная; я обратил на нее внимание еще я потому, что под ней висела моя пилотка. В тот же день вечером, когда Богнар, раздав нам учебники, погнал нас в коридор строиться к ужину, я хотел было обратить на нее внимание Цолалто. Может быть, он лучше разберет, в чем там смысл. Но не успел я оглянуться, как его и след простыл. И сколько я ни вертел головой, нигде не мог его углядеть.
Старшекурсники с невероятной быстротой разбирали с вешалки свои пилотки. Пока мы, новички, только отыскивали свои, они уже успевали разойтись. Зато мы быстро, но кое-как напяливали пилотки на голову, а они подолгу, старательно поправляли их, чуть вправо, чуть влево, вперед, назад, а потом, приставив ладонь ребром ко лбу, еще проверяли, расположена ли кокарда на одной линии с носом. По этому признаку нас тоже очень легко было распознать: на всех новичках пилотки сидели исключительно нелепо. Мы, конечно же, понятия не имели о том, что эту обыкновенную голубую шапку каждый старается носить по-своему и что существуют не только различные способы ношения пилоток, но наиболее характерные из них имеют и свои названия: а-ля Горжо, а-ля Теплицки и т. д.