Ходоки на вражескую сторону сделали себе удобство — проложили в овраге, между склонов, толстую осину. Было важно выйти именно к этой переправе.
Зверев указал рукой на слабо белевшие в молочном тумане четыре сросшиеся березы, сдавленным голосом произнес:
— Господин полковник, нам надо на них держаться, там переправа.
— А где наши часовые?
Зверев пренебрежительно махнул рукой:
— Вон, справа, в том ольшанике, шалаш, дрыхнут небось. Особо тут никто не охраняет. Окликнет, так отзовемся, пообещаем чего-нибудь от германцев принести. Осторожней, тут воронка глубокая, ветвями засыпана, левей держите.
Они споро пошли вперед, перелезая через срезанные снарядами деревья, обходя воронки. Лес заканчивался. Когда поравнялись с ольшаником, оттуда, позевывая, вышел помочиться солдат. Увидав нарушителей границы, лениво повернул голову и, не прекращая важного дела, недовольным заспанным голосом буркнул:
— Куда претесь?
Зверев наигранно-весело произнес:
— Да вот, браток, немцы пригласили чай попить! Мы тебе принесем чего-нибудь…
Часовой закончил свое дело. Теперь, окончательно пробуждаясь, быстро нырнул в ольшаник и появился уже с винтовкой. Направил штык:
— Поворачивай оглобли! В деревню свою вернешься, с девками за околицу гулять пойдешь. — Уже со злобой: — Кому сказано, вертайтесь обратно, стрелять буду. Ишь, дезельтиры проклятые, родину продали… А еще охвицеры!
Зверев стал уговаривать часового:
— Ну, земляк, не кобенься, пропусти!
— «Пропусти» у Маньки промеж ног живет, а тут соображай, линия фронта. Совесть иметь надо! Повадились к врагам Отечества, как к теще на блины, ходить… Неужели не стыдно? А?
— Стыдно! Только мы тебе махорки отсыплем.
Часовой заворчал:
— Не «отсыплем», а давай сколько при себе есть. Нас двое, напарник в шалаше вздремнувши. Меня за вас, оглоедов, взгреть могут. Какой табак у тебя?
— Моршанский самосад. Крепкий, затянешься, уши трубочкой свернутся.
Часовой взял заскорузлыми грязными пальцами пачку, с кислой миной понюхал, пошевелил волосатыми ноздрями, чихнул, сплюнул и молча убрал махорку в карман. Вдруг насторожился:
— А чего у тебя в мешке звякает, а? Водочка?
Соколов взъярился:
— Дубина стоеросовая, что в мешке — не твоего скудного ума дело. Схапал табак — и молчи. Пошел вон!
Солдат не обиделся. Он по-хозяйски распорядился:
— Проходь, только до нашей смены вертайтесь взад. И чего-нибудь от германцев принесите, по-христиански делиться положено. И ругаться тута нечего. Поняли?
— Поняли! — Зверев заторопился вперед, увлекая за собой Соколова.
Часовой вслед окликнул:
— Эй, слышь, держи во-он на те березы, что сросшись… Там нижний ряд проволоки откушен, как раз по земле проползете. — Повторил строго: — И до смены караула возвращайся!