Вдруг пронзила мысль: «Почему я подумал „тоже стрелял“? Я уже свыкся с мыслью о самоубийстве? Услышав звук выстрела, все сбегутся, увидят мое еще теплое тело, все начнут жалеть меня… А почему меня будут жалеть? Штабс-фельдфебель был отличным парнем, его любили товарищи по полку, но никакой особой жалости его смерть не вызвала. Все так же, как всегда, ели с аппетитом в столовой, смеялись, играли в карты… Ничто не изменится в мире, когда я погибну. Люди холодны, равнодушны».
Офицеры расходились, пора было вздремнуть перед побудкой, но он боялся уходить, боялся остаться в одиночестве.
Герхарду фон Рихтхофену хотелось плакать. Прикрыв рукой глаза, он стал молиться: «Господи, прости мою дурную страсть к картам. Много раз я обещал Тебе бросить играть, но каждый раз дьявол словно подталкивал меня под локоть, и я сдавался. Господи, помоги мне последний раз выкрутиться, и я никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах играть не сяду!» И он почему-то снова припомнил окровавленную голову штабс-фельдфебеля, но воображение нарисовало несчастного с головой… самого Герхарда. От ужаса между лопаток пробежали мурашки.
Жуткие воспоминания были прерваны влетевшим в клуб капралом Вернером. Тот подбежал к столу, приложил палец к фуражке и срывающимся голосом выдохнул:
— Господин обер-лейтенант, с русской стороны пришел немецкий офицер, за ним ординарец притащил тяжеленный рюкзак. Господин обер-лейтенант, немецкий офицер очень просит вас срочно прибыть, потому что он, придя с русской стороны, куда-то опаздывает.
Герхарду было настолько плохо, что не хотелось двигаться. Он лениво протянул:
— Капрал Вернер, скажи этому офицеру, что я занят. Если я ему нужен, пусть он сам придет сюда.
Капрал засуетился:
— Господин обер-лейтенант, это такая важная птица, что… не знаю как сказать, но лучше к нему вам самому прийти. Он в шинели русского офицера, но мне, господин обер-лейтенант, кажется, что это генерал, не меньше. Позвольте напомнить, что рюкзак, по всей видимости, очень тяжелый.
Обер-лейтенант решил: «Надо идти!» Приятели с любопытством наблюдали за этой сценой. Герхард, желая сохранить в их глазах достоинство, еще некоторое время посидел на стуле, потом с не совсем естественным вздохом поднялся, кивнул:
— Господа офицеры, простите, служба ждет меня! Да и пора малость вздремнуть. — И неторопливым шагом журавлиных ног направился к выходу.
За дверями он значительно прибавил ходу, на лету задавая вопросы семенившему за ним капралу Вернеру:
— Какой чин гостя? Как зовут? Что в рюкзаке?
Капрал задыхался от быстрой ходьбы. Ни на один вопрос ответить он не умел. Обер-лейтенант сгорал от любопытства: «Что за таинственный незнакомец мной интересуется? Может, до Бога дошла моя мольба, и незнакомец деньги даст в долг?»