Вскоре обер-лейтенант Герхард фон Рихтхофен увидал этого таинственного офицера в шинели без погон. Тот возвышался горой над окружающими, лицо его было величественно, а взгляд вгонял в дрожь.
Офицер направился к обер-лейтенанту. Он наступал на него, словно английский танк на германские позиции. Стало немного не по себе. Но человек вдруг слегка, совсем чуть-чуть, только кончиками губ, изволил улыбнуться и произнес:
— Простите за беспокойство, герр обер-лейтенант. У меня дело государственной важности. Пожалуйста, отойдем в сторону. Как говорят у нас в Пруссии, уши хороши лишь те, для которых наши слова угодны. Позвольте представиться — инспектор Военно-морского министерства России Семенов.
Обер-лейтенант от неожиданности икнул, что-то забормотал неразборчивое, а потом и вовсе лишился речи.
Офицер поспешил его успокоить.
— На самом деле, — прижал палец ко рту, — только ни одной душе не называйте моего имени — Эрих фон Бломберг, оберст, сотрудник секретной разведки Германии. — И протянул для пожатия два пальца.
— Герхард фон Рихтхофен, — дрожащим голосом отозвался обер-лейтенант.
Офицер изумился:
— Как? Вы из семьи фон Рихтхофен? Потомок славных ландскнехтов?
— Да, это так! — с удовольствием согласился обер-лейтенант.
Офицер продолжал вопрошать:
— Стало быть, вы родственник легендарного героя великой Германии аса Манфреда фон Рихтхофена?
— Доблестный Манфред — мой дядя! — скромно потупил взор обер-лейтенант и заалел от удовольствия. Про себя подумал: «Какой замечательный человек, сразу видно — настоящий германец!» Спросил: — Вы знакомы с моим дядей?
— Увы, мой друг! Но я могу оценить его подвиги, ибо сам время от времени летаю на аэроплане. Удовольствие несказанное, особенно когда на головы врагов сбросишь несколько бомб. Бомбы летят вниз, а враги разбегаются как таракашки. — И весело расхохотался. — Но, мой друг, перейдем к делу. Я рад вручить вам небольшую посылку. — Поманил пальцем Зверева. Тот поднес вещевой мешок. — Примите, сделайте одолжение, Герхард!
Герхард фон Рихтхофен заглянул в мешок и обомлел от удовольствия. В рюкзаке были уложены пять буханок ржаного хлеба, три банки говяжьей тушенки, круг хорошего сыра и — настоящая роскошь! — две бутылки померанцевой. Спросил:
— Но за какие заслуги?
— Это я конфисковал у русских. Надо поддерживать голодающих соотечественников.
Потомок ландскнехтов не выдержал, губы его задрожали, он прижал руку к сердцу:
— Большое, большое спасибо, герр фон Бломберг! Вы очень щедры. Чем могу служить?
— У меня, Герхард, два дела к вам. В Берлине живет близкий мне человек. — Изобразил смущение. — Признаюсь вам, это дама, горячо любимая дама. Я очень волнуюсь за ее жизнь. Могу ли я послать ей через вас письмо?