— Разумеется!
— Но письмо сердечное, сугубо личное. Мне не хотелось бы, чтобы военная цензура читала его, тем более что оно, — заговорщицки подмигнул, — никаких тайн, кроме любовных, не содержит.
— Не сомневайтесь, герр фон Бломберг! Счастливый случай: нашему полковнику Цагелю вчера оторвало ногу — русские с аэроплана бросали бомбы, вот и лишили его ноги. Это был какой-то ужас. Ас внезапно появился со стороны запада. Шел на бреющем полете, брюхом вершины деревьев задевал. Кое-кто первоначально подумал, что это наш аэроплан. Ворота склада как раз были раскрыты — распределяли боеприпасы, развозили по артиллерийским полкам. Бомба русских влетела в склад, как мяч в футбольные ворота. Взрыв был такой силы, что земля закачалась. Погибло около сорока человек, раненых около сотни. Фугасы взрывались, разлетались в стороны, поражая все живое. Казалось, что пришел конец света. Вот тут-то осколком ранило полковника Цагеля. Сегодня в одиннадцать часов на аэроплане его вывозят из фронтовой зоны в тыл. На лечение он отправится в Берлин. Я попрошу его, пусть письмо передаст адресату с нарочным.
— Пожалуйста, но только самой фрейлейн — в руки! Если послание попадет к мужу, он очень огорчится, а это — генерал, достойный человек, его покой нам следует охранять. — Соколов протянул письмо.
Герхард загоготал во всю глотку:
— А вы шалун! Поздравляю…
На конверте был написан берлинский адрес Веры. Соколов знал, что письмо это будут читать и перечитывать, поэтому его содержание он продумал с особой тщательностью, а его строки дышали немецкой сентиментальностью:
«Мой друг, мой ангел! Только теперь, расставшись на время с тобой, я впервые в жизни понял, что это такое — неизбывная горечь разлуки. Есть ли миг, когда бы я не мыслил о тебе? Есть ли секунда, когда твой манящий образ не стоял бы предо мной? Ты всегда в моем сердце, в моем воспаленном воображении. Страсти разрывают мое страдающее сердце, жажда обладания снедает меня. За час свидания с тобой я отдал бы все земные сокровища.
Надеюсь после выполнения задания, если не сложу голову за нашу прекрасную Германию, вновь оказаться в фатерланде. Я приеду в дорогой сердцу каждого немца Берлин. Мы, подобно Ульрихе и рыцарю Фердинанду, возьмемся за руки, пройдемся по Унтер-ден-Линден, свернем на Фридрихштрассе, замрем в почтительном восторге пред памятником великому Фридриху II. Мы будем петь и веселиться, мы будем праздновать нашу победу. Мы будем пить за славного и непобедимого императора Вильгельма. Мы сольемся в страсти нежной, чтобы девять месяцев спустя родился будущий герой фатерланда.