— Довод сильный! — Теперь Герхард почесал бровь, подумал: «Такой удачи больше не будет!» Решительно произнес: — Лошадь с телегой я достану, наложим сена, вас — под сено…
Соколов запротестовал:
— Немецкому оберсту-разведчику не пристало в сене прятаться.
— Но нужны соответствующие документы…
— У меня есть офицерское удостоверение.
— Этого мало. Требуются справка о ранении, направление из полевого госпиталя в тыловой…
Соколов ждал этого момента. Он хитро подмигнул:
— У меня сейчас созрел гениальный план. Вы можете достать в медчасти полка предписание об эвакуации с переднего края оберста Эриха фон Бломберга? Пусть напишут: проникающее ранение в области брюшины и все такое прочее.
Герхард потер ладони:
— Без особых проблем! Главный врач Александр Шестаковский — гениальный хирург, а по призванию мой собутыльник и партнер по картежу. — Хохотнул. — При необходимости он может выдать справку о том, что вы погибли геройской смертью на поле битвы. — Вздохнул. — Но ему придется денег дать…
— Из этих пяти тысяч! — уточнил Соколов, и тут же у него созрела мысль. — А ваш Шестаковский может мне сделать надрез и перебинтовать? На всякий безопасный случай…
Герхард воскликнул:
— Сейчас же идем к этому великолепному еврею. В своем деле он король. Вам ведь нужно время прийти в себя после этой небольшой, но все-таки операции? Так что самый раз именно сейчас. Кстати о «пустяках»: когда я деньги получу?
— Как только меня разместите в санитарном вагоне на станции в Сольцах — тут же обогащу вас.
Герхард задумчиво подергал себя за ухо.
— Отсюда Сольцы около шестнадцати километров, почти час езды. Прекрасно!
Соколов заверил:
— А после нашей скорой победы, обер-лейтенант, разыщите меня, и я представлю вас к награде — за служение великой отчизне.
Герхард прижал руку к сердцу:
— Я сердечно признателен! Но сначала я обязан выполнить свой бескорыстный долг перед фатерландом. Идемте в полевой госпиталь. Они там давно киснут без дела. Шестаковский сделает вам операцию и справки подготовит.
* * *
Через несколько минут, обнажив могучий торс, Соколов лежал на операционном столе. С копной густых курчавящихся волос, со всех сторон выбивавшихся из-под шапочки, Шестаковский вогнал в брюшную полость богатыря шестьдесят граммов новокаина. Затем, немного выждав, скальпелем сделал минимальный разрез, обработал рану и тщательно забинтовал, заверил:
— Теперь таки вас никто не отличит от смертельно раненного. Я ведь вас отлично понимаю: воевать никому не хочется. — Выкатил красивые и темные, как вифлеемская ночь, глазищи. — Только, господа офицеры, в случае какого гембеля обо мне, очень прошу, ни-ни!