— Приказ из штаба армии — минировать всю переднюю линию обороны глубиной тридцать метров.
Соколов проявил осведомленность:
— Прежде ставили мины только против английских танков.
— Мин наделали столько, что их на несколько войн хватит — три миллиона штук. Война идет к концу (Господи, скорей бы!). Мины девать некуда. И вот теперь приказ — ставить противопехотные против русских. — Вздохнул. — Они ведь в своих штабах не знают, что солдаты тут пухнут с голоду и что нас подкармливают русские солдаты. Ну, поставим мины, а кто хлеб носить будет? А нам продуктовая подкормка ой как нужна! Сами не кормят и русским хотят запретить. Смешно! Так что на моем участке мины пока не ставили, идите смело. Чтобы вам легче было отыскать меня в ночной тьме, я прикажу разжечь костер, прямо на него, Эрих, держите. — Пристально взглянул на Соколова. — Русские когда начнут наступление на нашем фронте?
Соколов туманно отвечал:
— Разно судачат! Да русское начальство, кажется, само не знает. На Юго-Западном фронте увязли, где им на вашем фронте наступать! Так что минированные поля здесь долго не понадобятся… — Взглянул на карманные часы, заторопился. — Э, как время быстро бежит! Пора обратно. А то придется в штабе объясняться в любви… До завтра!
Герхард долго жал Соколову руку и уверил:
— Не сомневайтесь, ваше письмо в ближайшие дни будет доставлено по адресу.
И гений сыска вместе со Зверевым устремился на свою сторону.
Солнце, не замутненное облаками, поднялось выше сосен. Болотный туман рассеялся. На высоком небе, словно легкие перышки, повисли прозрачные облака. Не умолкая, разноголосо гомонили птицы. И воздух был напоен сказочным, небывалым ароматом трав и цветов. Хотелось всех любить, всем делать добро, но люди продолжали убивать друг друга, стремились отнять самое дорогое, то, что дает только Бог, — жизнь.
На другое утро все произошло так, как намечалось. Соколов ровно в три часа, когда раннее солнце не успело подняться, когда в воздухе висела густая мга, тайком, чтобы не заметили часовые, направился к колючей проволоке. Еще у себя в блиндаже он надел роскошный мундир с аксельбантами, с погонами германского оберста.
На немецкой стороне ярко горел большой костер. Соколов направился в его сторону. Часовые его не заметили, ибо дрыхли в шалаше. Соколов отыскал знакомый лаз под колючей проволокой. Гений сыска перебрался на другую сторону сырого оврага и оказался у блиндажа Герхарда.
Герхард позевывал и пошатывался. Третью ночь кряду он не высыпался. Сегодня он всю ночь играл в вист и продул триста марок, которые взял в долг у разбогатевшего доктора Шестаковского. Увидав Соколова в форме оберста, Герхард изумленно проговорил: