Соколов протянул двести марок:
— Это, доктор, вам на бинты и корпий!
— Спасибо! — В открытую дверь кому-то приказал:
— Для тяжело раненного господина Эриха фон Бломберга — два бразильских кофе! — и предупредил:
— Господа офицеры, до отхода поезда один час три минуты. — И закрыл за собой дверь.
Соколов влез в боковой карман, вынул увесистый сверток, обернутый газетой:
— Обер-лейтенант, ваш гонорар!
Герхард принял сверток, и руки его чуть задрожали. Сдавленным голосом произнес:
— Храни вас Бог, мой дорогой Эрих! Вы спасли мою честь и мою жизнь…
Вдруг Соколову пришла забавная мысль. Он вопросительно взглянул на обер-лейтенанта:
— Может, сыграть хотите, Герхард? Так сказать, прощальная гастроль?
Герхард набрал полные легкие воздуха, затем порывисто выдохнул. На его лице отразилось множество чувств, самого противоположного характера. Он отрицательно помотал головой:
— Нет, нет, не уговаривайте, мои руки никогда даже не дотронутся до… — Он оборвал фразу, голова перестала мотаться отрицательно и стала слегка покачиваться утвердительно. Он выдавил:
— И все равно колоды нет…
— Есть колода! — бодро отвечал Соколов.
Теперь голова Герхарда безвольно поникла. Так чувствует себя тот, кто решил спрыгнуть в ущелье с высоченного отвеса: от ужаса замирает дух, но отказаться от затеи нету сил. Он просительно посмотрел на Соколова:
— Если распишем только одну-единственную пульку, а?
— Единственную? — удивился Соколов.
— Не больше! — еще раз тяжело выдохнул Герхард и почему-то добавил: — Ваше письмо, Эрих, я добросовестно отправил в Берлин, думаю, через день-два ваша фрейлейн его получит.
* * *
До того как дежурный по станции третий раз стукнул в медный колокол, издававший тягучие звуки, и паровоз испустил протяжный гудок, Соколов выиграл у обер-лейтенанта фон Рихтхофена пять тысяч, часы и обручальное кольцо.
Герхард, который, казалось, от такого горя стал бесчувственным, предлагал и две золотые коронки. Он просительно глядел на Соколова:
— Взгляните, Эрих, какие красивые коронки! — Пальцем задрал губу. — Это очень высокой пробы золото. Две штуки за тридцать марок! Нет? Ну, давайте за десять? Вы отказываетесь? Но доктор Эмиль Кольвиц моментально снимет их, а если не он, так я сам готов стянуть их с зубов…
Соколов сурово отрезал:
— Не делайте мне, обер-лейтенант, непристойных предложений! Я уже со вчерашнего дня не играю на зубные коронки.
Герхард с траурной величественностью поднялся с диванчика и прижал руку к сердцу:
— Прощайте, мой друг! Теперь я уже точно никогда не возьму в руки карты. — И выразительно пощупал свой револьвер.