— Господин оберст, проходите! Генерал Фердинанд Зауэрбрух просит вас…
Соколов увидал стройного блондина в мундире и с крестом в петлице. На вид ему было лет сорок, твердый подбородок, крепкий в плечах, умный взгляд небесно-голубых глаз. Человек с интересом разглядывал Соколова. Как-то нерешительно протянул руку:
— Здравствуйте, Эрих! Вас узнать невозможно, вы вдруг стали двухметровым красавцем…
Соколов тоже вопросительно произнес:
— Это ты, Фердинанд? Мы с тобой всегда были на «ты». Боже, как время меняет людей! Но нет, глаза те же самые, глаза покорителя женских сердец.
Фердинанд Зауэрбрух воскликнул:
— Как, вы помните эту фразу вашей матушки, обращенную ко мне?
Соколов вдруг почувствовал счастливую расслабленность, когда все удается. Он непринужденно сказал:
— Когда мы с тобой играли в нашем доме в Штаргарде? Нет, я не помню этого.
— Как же, ваша матушка однажды сказала: «У этого малыша глаза покорителя женских сердец». Ну а вы, Эрих, хотя бы помните, что моя мама служила у вас на кухне посудомойкой, а мы, дети, играли вместе?
Соколов рассмеялся:
— Твою маму помню, а слова своей покойной матушки я в памяти не сохранил. Да в те давние времена мы и не думали еще о девушках, совсем были детьми. А матушка моя скончалась дома, в Померании, в прошлом году от инсульта.
— Да, я знаю. Я на прошлой неделе общался с вашим славным братом, по делам службы был в Генеральном штабе. Он мне ни слова не сказал, что вы ранены. Он мне лишь сказал…
Соколов лихорадочно соображал, что этот гнусный «брат» мог такое сказать? О, конечно, про плен! И решил: надо инициативу брать в свои руки. Он многозначительно произнес:
— Я ведь был в плену у русских под Вязьмой. И вот когда бежал, то и получил ранение… Разумеется, Вернер не мог знать о ранении. Он, думаю, даже не знает, что я устроил побег…
— Да, не знает. Он очень переживал ваше пленение…
— Он переживал за свое место в Генштабе!
— Но, господа, что мы с вами здесь стоим? Проходите, стол накрыт с восточной пышностью. И когда владелец ресторана узнал, что к нынешнему торжеству причастен и наш славный майор Эльберт, он наотрез отказался брать деньги.
Соколов серьезным тоном произнес:
— Наш Эльберт запугал все мужское население Карлсбада, обещает всякого строптивца отправлять на передний край.
Зауэрбрух улыбнулся, а Бифштекс, чувствовавший себя смущенно в такой изысканной компании, сразу приосанился:
— Попробовал бы ресторатор взять с вас хоть гульден, я завтра точно отправил бы его на передовую!
— Ну, Эльберт, вы излишне суровы! — улыбнулся Фердинанд. — Первый тост — за императора Вильгельма и нашу грядущую победу! Прозит!