— Неужели то самое? — и показал на мешок с германской сургучной печатью.
— Так точно, господин генерал! — весело засмеялся Соколов, бережно опуская мешок на сиденье.
Джунковский чуть отстранился от Соколова, долго с любовью глядел на него и произнес:
— Вот он, образцовый русский офицер! — Хлопнул в ладоши. — Это даже не подвиг, это чудо — притащить через линию фронта…
Друзья крепко обнялись.
Лицо Джунковского вдруг помрачнело, он безнадежно махнул рукой и, наклонившись, негромко произнес:
— Только тот, ради кого стараешься, уже далеко. Государь с семьей в Тобольске. Но все делается тайно. В газетах об этом — ни строчки, военная тайна.
Соколов ясным голосом ответил:
— Боятся государя! Сибирь так Сибирь… Поеду в Тобольск.
Джунковский покачал головой:
— Тут мужества надо больше, чем в штыковую атаку сходить!
* * *
Завтракали они вдвоем в дивизионной офицерской столовой. Джунковский рассказывал о том, как армия почти полностью развалилась, процветают грабежи, мародерство, дисциплина практически отсутствует.
На столе появилась овощная закуска и графин водки.
Первый тост на немецком языке произнес Соколов:
— За благополучие императора Николая Александровича и за его скорейшее возвращение на русский трон.
Второй тост — уже по-русски — провозгласил Джунковский:
— Чтобы твоя миссия, столь необычная, сколь и опасная, завершилась счастливо!
Соколов в шутливой манере поведал о своей операции на территории врага, о том, что чехи и немцы — прекрасные люди, и очень жаль, что приходится воевать с ними, а надо бы дружить. И рассказал о том, как без малого три версты на передовой двигался никем не останавливаемый.
Джунковский сморщился, с гримасой, словно зубы заболели, сказал:
— Только что нас посетил командир корпуса. Мы среди белого дня объехали большой район — от границы Сто шестьдесят восьмой пехотной дивизии до шоссе. И почти везде служба предоставлена сама себе. Постовые почти везде или отсутствовали, или с приятелями играли в карты. А те, кто находился на посту, были без оружия и одеты как бродяги со Смоленского рынка. В окопах грязь, беспорядок. Анекдот, весьма скверный, случился в девятой роте шестидесятого полка. Когда подкатило наше авто, то нас встретил стрелок, который… мочился на бруствер. Так что тебе, Аполлинарий Николаевич, удивляться не надо, подумаешь, среди ночи тебя никто не окликнул! Застрелить могли только для того, чтобы сапоги стянуть.
— Ну, мой сорок девятый размер никому не подойдет…
— Ничего, листовками мыски набили бы. Кстати, вчера на месте расстрелял агитатора-большевичка. Как думаешь, что он делал?