Ожидание — это наказание, которое посылает нам Бог за наши грехи. Соколов весь извелся. Только однажды было веселое развлечение. Вечером гений сыска сидел за шахматным столиком и разыгрывал с Рошковским партию.
В дверь кто-то настойчиво зазвонил. Как вскоре выяснилось, с обыском и, естественно, с неизменной выемкой явились три бандюгана в бушлатах и бескозырках, а с ними старший — в кожаной кепке, из-под козырька которой свисал на глаза чубчик.
В прихожей Чубчик схватил горничную Машу за нежное место, за что тут же получил кулаком в глаз. Он начал нецензурно выражаться и даже выстрелил из револьвера в потолок, сделав в нем дырочку.
На шум появился Соколов. Вежливо спросил:
— Молодой человек, почему выражаетесь при женщине? И тишину выстрелами нарушаете?
Чубчик, ростом чуть выше пупка графа, задрал нос и просипел сифиличным голосом:
— Ты, в натуре, буржуй, что ль? Я тебе зенки выколю…
Матросы, глядя на приятеля, посмеивались, ибо привыкли, что их революционная наглость не встречает отпора.
Соколов повернулся к горничной:
— Маша, открой, пожалуйста, окно пошире.
Просьба была исполнена.
Матросы с любопытством следили за происходящим.
Соколов подошел к Чубчику:
— Бегом, рвань пролетарская, в окно — марш!
Чубчик было начал издевательски хохотать, но Соколов поднял его — легко, словно гнилую деревяшку, — и, размахнувшись, швырнул в окно.
Раздался дикий крик, потом звук удара тела о булыжную мостовую, и все стихло.
Соколов повернулся к матросам:
— Революционеры хреновы, ублюдки ленинские, у меня демократия: выбирайте, куда прыгать будете? В окно или на лестницу? — И, отвешивая кулаками и ногами пинки, выкинул из квартиры сухопутных матросов.
Рошковский, продолжая сидеть за шахматным столиком, с интеллигентским любопытством наблюдал за батальной сценой.
Соколов сказал:
— Витя, сходи завтра к бюрократам в правительственную канцелярию, выясни, почему они не дают ответа на твое прошение.
Рошковский, отложив дела, утром направился в канцелярию. Спросил:
— Когда разрешение будет готово?
Чиновники правительства народ самый ужасный.
С равнодушным презрением отвечали:
— Подождете, без вас работой завалены.
Соколов, узнав о невежливом приеме, обещал:
— Пойду в канцелярию и всем этим козлобородым уши поотрываю!
Можно не сомневаться, что сию угрозу граф привел бы в действие. Как вдруг однажды появился посыльный. Он дал Рошковскому расписаться в замусоленной книге и вручил конверт с сургучной печатью.
Соколов молча и с любопытством наблюдал, как его приятель сломал коричневую печать, вынул из пакета несколько бумажек, кислым голосом протянул: