— Спасибо тебе, друг! Ведь не ради себя стараюсь. Прости, что заставляю тебя идти на такой подвиг…
Джунковский обнял приятеля за плечи:
— Это ты, гений сыска, идешь на подвиг, полный смертельного риска! Рожденный для геройских дел без дела киснуть не может!
На другое утро Соколов с аппетитом завтракал. За столом сидела фрейлина и Джунковский, который пил кофе и проглядывал последний, девятнадцатый номер журнала «Нива». Вдруг он широко улыбнулся:
— Без смеха, друзья, об этом читать невозможно! Каких высокопарных слов удостоился Керенский в нашем лучшем журнале: «Его, как первую любовь, России сердце не забудет — первого гражданина свободной России, первого народного министра юстиции — министра правды и справедливости! Изо дня в день с восторгом пишут об Александре Федоровиче в газетах и журналах всего мира, сотни депутаций от русских и иностранцев приветствуют в его лице революционный русский народ, создавший улыбающуюся, справедливую, благородную революцию. Тысячи людей несут к нему и радость своих нынешних свободных настроений, и неизжитую еще печаль былой своей рабской жизни. Имя Керенского стало во всем мире благородным символом Великой Русской Революции»… И так на многих страницах, все в самых восторженных словах! Ну, уморили…
Фрейлина покачала головой:
— Как только бумага выдерживает!
— Это лишь цветочки, ягодки впереди. Оказывается, маленький Саша Керенский (которого, разумеется, все нежно любили) едва научился ходить и говорить, как тут же «его живое воображение творчески воссоздало всю вековую картину подневольной жизни всего русского народа». Так-то! Народа, разумеется, «терпеливого, работящего, незлобивого, все выносящего, многострадального, трезвого». Каково?
Соколов хмыкнул:
— Да, «трезвого» — особенно! У нас последние полвека паразитирует целая когорта профессиональных восхвалителей «народа», которые не жалеют для него самых высокопарных эпитетов и сделали из этого восхваления профессию.
Джунковский продолжал:
— Малолетний Саша, когда еще ходил в коротких штанишках, оказывается, «полюбил этот трудовой народ всем пылом первой, молодой, юношеской любви, проникся глубоким уважением к первым борцам за свободу и счастье народа».
Фрейлина рассмеялась:
— Тут завзятым юмористам вроде Аверченко или Тэффи делать нечего.
— Борзописец непроходимо туп, — сказал Соколов, — ибо не видит, как под «мудрым руководством» Керенского разваливается еще недавно бывшее могучим государство.
— А может, эта статейка оплачена из казны? — спросила фрейлина.
Соколов ответил: