— Круглые болваны…
— Бог им судья. Я на них не сержусь, а себя ни в чем не упрекаю. Да, я отрекся от власти, но этого требовали от меня все: и мое окружение, и генералы, и армия, и Дума, и толпы демонстрантов. Все кричали: «Отрекись! Отрекись!» У меня еще прежде была договоренность с братом Михаилом: в крайнем случае, если я попрошу, он вступит на престол. Ведь именно Михаил до 1904 года был наследником престола.
— Да, государь, в то время вся Европа обсуждала его морганатический брак с Вульферт, урожденной Шереметевой…
— Вы, граф, помните, над имуществом Михаила за эту выходку была учреждена опека, а ему воспрещен въезд в Россию. Но началась мировая война, Михаил был прощен. Он доблестно командовал Дикой дивизией. Я был уверен, что брат набрался мудрости, которой у него всегда не хватало, увы, ошибся. Михаил, вопреки договоренности, отказался от трона, и на это роковое решение, уверен, повлияла его супруга. Господи, сколько эта женщина принесла России зла! Не откажись Михаил от власти… — Государь не закончил мысль, горестно махнул рукой.
Соколов перешел к делу:
— Государь, есть слух, что вас хотят перевести в глубь России, подальше от столицы…
Государь согласно качнул головой:
— В минувшую субботу, после утреннего чая неожиданно приехал на моторе Керенский. Он сначала потребовал передать следственной комиссии бумаги и письма, имеющие отношение к внутренней политике России. Затем сказал, что очень желает облегчить нашу участь. Он заверил: «Я понимаю, вам здесь под арестом тяжело. Обещаю в ближайшее время всех вас — семью и слуг — перевезти в порт Романов-на-Мурмане». Оттуда, сказал Керенский, нас переправят в Англию.
— А вы что ему ответили?
— Я заявил, что не желаю покидать Россию. И Аликс, и дети — все хотят как частные лица жить здесь. Керенский обещал доложить мое мнение Совету министров, или как теперь он у них называется, и на этом все закончилось.
Соколов на некоторое время задумался, потом сказал:
— Государь, Керенский очень легкомыслен, совершенно нельзя верить тому, что он говорит…
Государь возразил:
— Все это, может, и так, но у него есть желание облегчить нашу участь. Он был вполне искренен, когда говорил об этом.
Соколов невольно понизил голос, но его услыхали все семейные:
— Государь, я прибыл к вам, чтобы устроить ваш побег — всей семьи!
— Бог с вами, это невозможно! С нас глаз не спускают, на прогулку водят под конвоем — на одного человека шесть охранников.
Соколов решительно произнес:
— Государь, если я берусь за это дело, то я его выполню. Я с друзьями устрою ваш побег, на некоторое время спрячем в надежном месте, а затем переправим за границу.