— Тут я и вспомнил про «Полярную сову», — продолжил историю дядя Толя. — Ты за поселок Харп чего-нибудь знаешь?
Про поселок Харп я не знал ровным счетом ничего.
— Темнота, — констатировал шкипер. — Поселочек этот находится в Ямало-Ненецком национальном округе. Или, как мы его называли, Немало-Яицком, будь он трижды неладен. Слепили здесь деревушку в шестьдесят первом году, когда тянули «пятьсот веселую» стройку. Была такая, стройка 501, или «мертвая дорога». «Железку» зэка прокладывали в вечной мерзлоте. Рядом с поселком разбили лагерь для ооровцев…
— Для кого? — не понял я.
— Особо опасные рецидивисты. Сейчас там колония для «пыжей».
— Для кого? — снова переспросил я.
— Ты, блять, как чурка нерусская! Для пожизненно осужденных. Ну, я-то чалился не как бессрочник. У них там есть участки общего и строгого режимов, так вот меня на строгий угораздило залететь. Эта колония в Харпе и называется «Полярная сова». «Дальняк» из «дальняков», натуральный край света и тьмы. У нас говорят: «Дальше солнца не загонят, хреном в землю не воткнут». Насчет хрена — без вопросов. А вот «совушка» — она уж точно дальше солнца. Холодрыга такая, что глаза можно отморозить. И начальнички — зверье. То есть на моей памяти было несколько вменяемых, но это — исключение.
Когда я понял, что слоникам скоро кирдык придет, вспомнил я про «Полярную сову». В первую же зиму пришлось мне сурово поцапаться там с местным опером. Была у него, как нынче говорят, «манечка»: выбивать из арестантов явки с повинной. Не важно, было там у тебя чего, не было — колись до самой сраки. Кум отчитается, галочку поставит — а там хоть трава не расти. В принципе, зэку-«тяжеловесу» с хорошим сроком эта явка — что до звизды дверца. Признайся в какой-нибудь голимой краже, срок не добавят, в счет прежнего зачтут. А то еще и скостить могут — за «сознательное поведение и стремление к исправлению». Да только для порядочного сидельца такие явки — западло. По-хорошему за это раньше и брюхо могли вспороть. Сейчас — не то, но тоже не приветствуется.
Короче, стал меня «кум» на повинную раскручивать. Я — ни в какую. Буцкают — ноль внимания. По ходу, достал я его конкретно. Озверел опер. На дворе — зима лютая (а лютая — это градусов под полтинник), а он в «шизняк» гасит…
— Шизняк — это куда? — не понял я.
— Это не туда, куда ты подумал. Та дыра по-другому называется. А шизняк — штрафной изолятор. Камера голая, зусман долбит, как в холодильнике. Не зря говорят, что в холодильнике эскимосы отогреваются… Пятнадцать суток такого отдыха — и на погост через лазарет. Не, в натуре, без шуток. Кто там будет спрашивать?