– Это где же тебя парень так покорежило?
– На Острове у магов обгорел.
Выражение ведьминого лица тут же меняется – с сочувствующего снова на подозрительное.
– На Острове? Уж не младший ли ты сын князя Тиссена? Проклятого убийцы ведьм?!
Женщина замирает, а потом громко смеется, скаля белые ровные зубы и запрокидывая лицо к небу:
– Ох, богиня Карифа, горазда же ты, шутить, посылая возмездие! Все как Руза и предсказала, только в одном она ошиблась – второй наследник Тиссена не умер, а обгорел. Слабовато оказалось предсмертное проклятье – тетка качает головой и снова принимается обидно хохотать. Явно сумасшедшая.
– Нет, но надо же так наказать князя за сожженных ведьм! Есть, есть все-таки на свете высшая справедливость!
Вон как все вывернула стерва – оказывается, это их богиня несчастного княжича наказала, за грехи его отца! Я смотрю на мстительно хохочущую тетку, и во мне зреет обида за беднягу Йена. Был бы передо мной мужик – врезал бы ему сейчас от души или вызвал бы на поединок. Но бить женщину… Молча, надеваю амулет на шею и разворачиваюсь, чтобы уйти. Напоследок не могу сдержаться:
– Не знаю, кто твоя Руза, но она не ошиблась – я считай, действительно на алтаре умер. Только в чем же здесь справедливость, ведьма? Кто сказал, что невиновный сын за грехи отца-негодяя в ответе? И разве каждый человек не должен сам за свои грехи перед богами отвечать?
– Да ты никак обиделся на правду, княжич?! – продолжает насмехаться надо мной ведьма. – А за что сгорали на кострах наши ни в чем не повинные сестры? Стой, сын негодяя! Я еще не договорила с тобой.
Боковым зрением замечаю, как стервозная тетка вскидывает руку, собираясь сотворить какую-то пакость, и резко поворачиваюсь, одновременно активируя одну из своих новых заготовок – огненный шар размером с футбольный меч. Над моей головой вспыхивает маленькое солнце.
– Не шути со мной ведьма! Я с женщинами не воюю, но на нападение отвечу так, что сгоришь прямо здесь, на жертвеннике во славу своей Карифы.
Интересно бы узнать, кто это.
Ведьма отшатывается и нехотя опускает руку, на лице страх вперемешку со злобой.
– Вот так-то лучше. Скажи, а чем ты сама отличаешься от негодяя, которого так люто ненавидишь? Если готова ударить в спину.
Ведьма задумалась, развеяла окончательно заклинания.
– Захочешь нормально поговорить и извиниться – найдешь меня сама. А я ничего доказывать тебе не собираюсь. Радуйся и дальше чужому горю, ведьма.
– Постой, я не…
Но я уже, не оглядываясь, спускаюсь по тропе вниз, не считая нужным больше с ней разговаривать. У каждого из нас своя правда, и таким обиженным, как она бесполезно что-либо доказывать. Альбрехт Тиссен – сволочь еще та, кто бы спорил, но причем здесь Йен? Он что ли ведьм ловил и сжигал?