Я все ломал голову, почему Иеремия покинул Дамнок раньше, не дождавшись отплытия флота Этельхельма, а теперь получил ответ. Я решил, что епископ в союзе с олдерменом – не трудно было так подумать, наблюдая за теплой встречей, оказанной ему Этельхельмом. Еще я слышал, как Иеремия похвалялся полученным от Этельхельма даром – куском покрытой пятнами ткани, отодранной, похоже, от туники кухонного раба. Да и союз между Этельхельмом и Иеремией был вполне логичен. При всем своем видимом безумии Иеремия располагал якорной стоянкой и фортом в устье реки Тинан, и, пока Константин удерживал земли Беббанбурга, крепость Иеремии следовало считать самой северной окраиной Нортумбрии. Еще у него имелись корабли и воины, а главное, чокнутый епископ знал побережье Нортумбрии как никто другой. Едва ли кормщикам западных саксов были известны тамошние мели и рифы, а вот Иеремии – да, и если Этельхельм планировал плыть к Беббанбургу, такой проводник пришелся бы ему очень кстати. Я не сомневался, что он в сговоре с олдерменом до той минуты, когда его темный корабль вынырнул из Вавена навстречу флоту Эйнара. Иеремия помахал «Трианайду», затем «Гудс Модер» повернула на север и поплыла среди врагов Этельхельма.
– Он произвел для них разведку в Дамноке, – изумился я.
– Мне показалось, что они с лордом Этельхельмом союзники. – Ренвальд был удивлен не меньше меня.
– Вот и я так думал, – признал я.
Теперь, как выяснялось, Иеремия был союзником скоттов. Глядя на его корабль, я поймал себя на мысли: не важно, чей он союзник, он определенно мой враг.
Скотты – мои враги.
Западные саксы – мои враги.
Гарнизон Беббанбурга – мой враг.
Эйнар Белый – мой враг.
Пусть хотя бы рок будет моим другом.
Мы плыли на север.
Гримесби был меньше Дамнока, но состоял из таких же почерневших домишек, ему присущ был такой же обыденный запах соли, древесного дыма и рыбы, и точь-в-точь такой же закаленный морем народ добывал себе пропитание в борьбе с высокими холодными волнами. Имелись тут пристань, пирсы и мелкая якорная стоянка, а с другой стороны, за городским рвом, начинались унылые болота. Однако располагался Гримесби в Нортумбрии, а это означало, что ривом в нем был дан: суровый лицом и крепкий кулаками детина – Эрик, – встретивший меня с вежливой настороженностью.
– Ты, господин, значит, уезжаешь? – осведомился он.
– Во Фризию, – сказал я.
– Про это я слышал, – подтвердил Эрик, потом помолчал, выковыривая что-то из широкого носа. Добытое он стряхнул на пол таверны. – Мне полагается взыскивать пошлину со всего, что проходит через порт: с лошадей, домашнего скарба, товаров и прочего, не считая съестных припасов и людей.