— Там что-то тёмное перемещается по макушкам деревьев.
Та, ничего не ответив, быстро потушила лампу и дала знак молчать. Мы сдвинулись в центр беседки, и она быстрым и ловким движением подтянула к себе мою матерчатую сумку. Достав оттуда льняной мешок с сушеной травой, бабушка подожгла одну перламутровую с голубизной ветку и стала водить ею вокруг газетного свертка с пирогом. По запаху я догадалась, что это Полынь. Тут же что-то абсолютно черное пронеслось над беседкой и издало звук, подобно тому, как отдергивается тяжелая занавеска.
— Что это? — спросила баб Маша и изогнулась, чтоб взглянуть наверх.
Бабушка быстро пересела на ее сторону, загородив ей весь вид, и тихо шепнула:
— Я думаю, это аист ищет укрытие от дождя.
Вдруг наша соседка искривилась лицом и принялась перебирать языком, в ту же минуту вытащив изо рта кусок хлеба. Она бросила его на пол беседки и стала давить ногами. Бабушка тут же с мастерством актрисы поднесла бабе Маше кружку с чаем и сказала:
— Запей, запей, видимо с куста упал в сумку и залез тебе на хлеб.
Я совсем не понимала, о ком она говорила, потому как ни на куске хлеба, ни рядом с ним никого не было. Наша соседка сейчас с усердием топтала кого-то невидимого, или видимого исключительно ей, а моя бабушка ей отчаянно подыгрывала. Она усадила женщину обратно на скамью и буквально заставила выпить весь чай. Переложив тлеющую ветку полыни в другую руку, она стала водить по часовой стрелке около ее затылка так, чтоб та не заметила этих движений. Затем подобравшись совсем близко к уху женщины, бабушка принялась еле слышно что-то напевать. Ее странная песня монотонно смешивалась со стуком дождя по крыше беседки, попадая необычайно искусно в такт всех этих капель. Я удивилась ее вокальному мастерству, и в череде этих немногих мыслей поняла, что мои веки тоже налились свинцом. Полузакрытыми глазами я все еще видела, как бабушка уложила на скамейку баб Машу и подошла ко мне. От приближения ее песни моё тело стало совсем ватным, а веки совершенно предательски потяжелели. Ее мягкие руки подхватили меня, и, закрыв глаза, я почувствовала неимоверное облегчение. Моя война со своим телом была закончена, шея расслабилась и я провалилась в глубокий сон.
Когда я открыла глаза дождь, уже закончился и из-под низких туч светило заходящее солнце. Его яркие плотные лучи уверенными рыжими полосами проникали в беседку позволяя пыли и мелкой мошкаре играть в своем предвечернем свете. Я поднялась и села на скамейку. После дождя было свежо, но сильно хотелось пить. Голова, казалась, словно в тумане, а язык буквально присох к небу. На столе стояли наши кружки, полные дождевой воды, и я залпом осушила одну из них. Бабушка сидела рядом, и по ее виду я догадалась, что она тоже дремала.