Кьяра недоверчиво оглядела себя в огромном зеркале – и прерывисто вздохнула. У платья был низкий вырез и очень подходящий покрой, который не скрывал беременности, но делал фигуру изящной.
В этот момент в дверь постучали.
– Синьор Доменико готов к выходу.
Кьяре в руки сунули накидку, сумочку и застегнули на ее ногах черные босоножки на ремешках. В последний момент, вспомнив об обручальном кольце, девушка надела его на палец. Наконец, полностью собранная, она сделала глубокий вдох и пошла к мужу.
Николо поймал себя на том, что никак не может сконцентрироваться на происходящем. Можно было бы приписать это тому, что никогда прежде он не появлялся на официальных приемах со спутницей – и за долгие пять месяцев его жена впервые была рядом, – однако он понимал, что причина в другом. Когда Кьяра показалась в гостиной, она выглядела сногсшибательно! Сейчас она была совсем не похожа на ту девушку, что когда-то шла к алтарю, чтобы выйти за него замуж, и уж тем более на ту, что приехала к нему на виллу в нелепой рубашке, пиджаке и в юбке по колено. Стоя в зале для приемов, окруженный представителями высшего света Рима, Нико то и дело замечал, какие взгляды бросают на его жену мужчины.
Ее волосы, сияющие и тщательно уложенные, были перекинуты на одно плечо. Разрез платья открывал белоснежную грудь – Нико едва удержался от искушения потребовать, чтобы Кьяра надела что-нибудь менее откровенное, понимая, что на приеме она и так будет самой целомудренно одетой из присутствующих. И все же, глядя на нее, он мог думать лишь о сексе. Пять месяцев – большой срок, никогда прежде он не отказывал себе в чувственных наслаждениях так долго.
Кьяра держала его за руку, но Нико почувствовал, что она сжимает его пальцы так сильно, что кровь начала пульсировать в венах. Посмотрев на ее лицо, он увидел неприкрытый страх.
– Ты в порядке? – спросил он.
Кьяра подняла глаза – сейчас они казались совсем огромными и ярко выделялись на лице. Как он вообще мог считать эту девушку невыразительной?
– Я никогда не бывала на подобных приемах и не знаю, что делать и говорить.
Нико ощутил укол совести. Под глазами Кьяры залегли тени, и она казалась уставшей. Подумать только – он посадил ее на самолет в Дублине, и вот она уже в Риме на одном из самых больших событий для высшего света. Немногие сумели бы перенести подобный шок. Стоит вспомнить его первый прием – он тогда чувствовал себя неотесанным дурачком, на которого косятся исподтишка.
– Когда в последний раз ты ела? – спросил Нико, внезапно вспомнив, что в самолете Кьяра не притронулась к еде. Вообще, она сейчас выглядела заметно похудевшей.