Оделл стоял ближе всех к двери и потому был первый на выход. Эшли и копы тоже не задержались. Я пошел за ними и вышел из номера в холл. Там я взял одного копа за край мундира, за ним остановился и его брат, а Эшли и Оделл пошли дальше. Эшли шагал с яростным видом, а Оделл семенил позади.
— Послушайте, — сказал я копу. — Мой первый совет — не мешкать и догнать — его пришелся вам не по вкусу. Вот другой. Тип, что зарезал Ласцио и выстрелил в Вульфа, чересчур уж прыткий. Он может взять себе в голову мысль попробовать еще разок поупражняться в стрельбе в том же тире. Сегодня приятный апрельский денек, и Вульф не хотел бы сидеть с закрытыми окнами и задернутыми занавесками, и, черт меня побери, я не собираюсь сидеть тут целый день и пялиться в кусты. Мы приехали в ваш штат живыми и хотим покинуть его в этом же состоянии в 12:40 ночи. Как насчет того, чтобы выставить под нашими окнами охрану? У ручья неподалеку есть приличная скамейка.
— Премного благодарен, — ядовито отозвался он. — Может, вам полковника из Чарльстона вызвать, чтобы вы и его поучили?
Я отмахнулся.
— Я злой, невыспавшийся, и только что подстрелили моего босса, да так, что у него чуть мозги наружу не вытекли. Удивительно, что я хоть какую-то вежливость соблюдаю. Было бы приятно знать, что наши окна под охраной. Организуете?
— Да. Я доложусь по телефону и вызову пару человек. — Он смерил меня взглядом. — Вы точно больше ничего не видели, а?
Я подтвердил, что ничего, и он отправился восвояси, захватив братца с собой.
В комнате Вульфа кипела работа. Я встал в ногах кровати и несколько минут наблюдал за процедурами. Затем повернул голову, и мой взгляд упал на речь, все еще валявшуюся на полу. Я подобрал ее и внимательно осмотрел. Так и есть: пуля прошла насквозь и погнула одну из скрепок. Я расправил страницы, кинул речь на комод и вернулся на пост в ногах кровати.
Врач работал неторопливо, но тщательно и аккуратно. Он начал шить, и Вульф, лежавший с закрытыми глазами, шепотом сообщил мне, что отказался от обезболивания. Его рука поверх одеяла была сжата в кулак, и всякий раз, когда игла протыкала кожу, он глухо постанывал. После нескольких стежков он спросил: «Вам не мешают мои стоны?» Врач ответил, что не мешают, и стоны стали громче. Когда со швами было покончено, врач стал накладывать повязку, попутно объясняя мне, что рана поверхностная, но довольно болезненная, и пациенту необходим покой и отдых. Он накладывает повязку так, чтобы ее не надо было менять, пока мы не вернемся в Нью-Йорк. Пациент настаивает на том, чтобы произнести вечером речь, и переубедить его невозможно. Если от такой нагрузки на мышцы снова откроется кровотечение, следует вызвать врача. Желательно, чтобы до вечера пациент оставался в постели.