Толман снова взглянул на бумаги. — Так что Беррэн и Вукчич получаются наиболее вероятными, а Валленко, Росси и вы — еще тремя возможными преступниками. Но круг подозреваемых этим не исчерпывается. Кто угодно мог войти в банкетный зал с террасы. Стеклянные двери были закрыты и занавешены, но не заперты. Как минимум трое из гостей могли это сделать: Леон Блан, который отказался принимать участие в дегустации из-за вражды с Ласцио и ушел к себе, миссис Койн, почти час гулявшая вокруг, включая отрезок времени между Беррэном и Вукчичем, и мисс Беррэн. Блан утверждает, что все это время находился у себя в номере, но в конце коридора левого крыла есть выход на боковую террасу, которым он мог незаметно воспользоваться. Миссис Койн говорит, что гуляла по дорожкам и газонам, на террасу не заходила, вернулась через главный вход и сразу прошла в гостиную. Что касается мисс Беррэн, то она пришла в гостиную прямо из номера еще до начала дегустации и больше не уходила. Я упомянул ее отсутствие только для полноты картины.
«Ах ты, хладнокровная ищейка, — возмущенно подумал я. — Она все глаза по тебе в номере выплакала, а для тебя она лишь строчка в списке!»
— Вы там были, мистер Вульф, как, совпадает это с тем, что вы видели?
Вульф хмуро кивнул, и Толман продолжил:
— Что же касается мотива, то он у многих был. У Вукчича Ласцио увел жену. И прямо перед тем, как Вукчич пошел в банкетный зал, он говорил и танцевал с миссис Ласцио, пожирая ее глазами...
— Это вам женщина рассказала, — прервал его Вульф.
— Боже мой, — протянул шериф. — Да вам, похоже, не по нраву то немногое, что нам удалось прояснить. Вы же говорили, что вас это не интересует.
— Вукчич мой друг, и меня интересует его благополучие, а не убийство, к которому он не имеет отношения.
— Может, и не имеет. — Толман явно был доволен тем, что наконец-то смог расшевелить Ниро Вульфа. — Как бы то ни было, в разговоре с миссис Мондор я впервые получил возможность официально применить свое знание французского. Затем Беррэн. Это я узнал не от миссис Мондор, а от него. Он заявляет, что Ласцио давно пора было убить и что он сам бы с удовольствием это сделал, и если представится такая возможность, то он обязательно поможет убийце скрыться от правосудия.
— Беррэн слишком много болтает, — проворчал Вульф.
— Без сомнения. И этот французик, Леон Блан, тоже сказал немало, но в своем стиле. Он признает, что ненавидел Ласцио, потому что несколько лет назад тот занял его место в отеле «Черчилль», но говорит, что нет причины, по которой он был бы готов убить человека. Мол, даже смерть Ласцио не приносит ему удовлетворения, ибо смерть иссекает, но не исцеляет. Это его слова. Он мягок в общении и совсем не выглядит способным в ярости зарезать человека, но умен и вполне способен к притворству.