— Ты сможешь вернуться в Сан-Диего к старости — доживать. Это город доживания. Сейчас они устроят тебя на какую-нибудь тухлую работу за 5 долларов в час, через пять лет ты поднимешься до 9–10 долларов и сам не заметишь, как бессмысленно пролетит вся жизнь.
— Ты-то откуда знаешь? С чего ты выдаешь такие прогнозы? — изумлялся Дима.
— Вижу. Общаюсь с местными. Проецирую, — туманно отвечал Эмин и продолжал: — Нужно валить в большой город и искать себя в бизнесе. Мутить что-то свое. Иначе прокантуешься всю отмерянную жизнь, как сраный инженер в Союзе.
— Ну вот эти братья, Юра и Саша, что открыли продуктовый магазин на Юниверсити, — они почасовую зарплату не получают, но ведь реально же умирают в своей лавке с восхода до заката! Тоже на жизнь мало похоже, — сомневался грузчик.
— А ты посмотришь на них через пару лет, когда они раскрутятся и поставят за прилавки таких, как ты, — кому не в падло работать на зарплату, а сами будут оттягиваться на круизах!
— Ну черт его знает. Я-то вообще еще толком не работал — ни на чек, ни на себя. Да и как ты что-то замутишь — стартовый капитал нужен же!
На этот довод возразить было нечего. Друзья трижды сгоняли в Лос-Анджелес, но никакого впечатления этот город не произвел — покрыт четко видимым желтоватым смогом, фривеи постоянно стоят в пробках, а на улицах, наоборот, пустынно. Кроме того, все какое-то неопрятное, запущенное. Поразило количество латинос. «Очевидно, перейдя границу, они стремятся как можно дальше уйти на север», — рассудил он, катясь в Эминовой машине домой в Сан-Диего.
А вот занятия на курсах беженцу очень нравились. Студенты делились примерно поровну: иранцы, бежавшие после падения шаха, и японки — жены военных с огромного гарнизона Кемп Пендлтон, где шла постоянная ротация солдат с баз на Окинаве. Оттуда солдатики и привозили жен-японок. Русских в классе не было. Димка принялся ухаживать за немного полноватой, но очень красивой иранкой по имени Пуштун. У нее были выразительные и всегда немного влажные глаза-миндалины, и непонятно, куда бы эти глаза его завели, если бы вдруг аккуратная и никогда не пропускающая занятия Пуштун не исчезла. Через несколько дней Димку на перемене разыскала ее старшая сестра и кое-как объяснила, что объект его обожания вернется в класс, как только герой-любовник… сам прекратит посещать занятия! Запечалился Димка, вспоминая, как иранка старательно занималась, и уж совсем было собрался бросить класс, но передумал. «Ничего же я не делал с ней, — рассуждал он, — не форсировал, вел себя уважительно, про Персию расспрашивал. За что же меня гнать-то?» И остался.