— А хотите, про любов расскажу?
Я так лбом в стекло и треснулся от неожиданности. Но все молчат — тема-то стремная. Не казарменная тема-то, да и не ментовская вовсе.
— Ну расскажи, брат Бердыев, — говорю я неуверенно.
И он начинает.
Есть у него в деревне осел. Старый рабочий осел. Лет ему немало, упрям невероятно, но службу свою ослиную несет без нареканий и жрет умеренно.
— А как зовут-то? — бесцеремонно вторгается кто-то из самого угла.
— Так зачем звать? Ведь не слушает он все равно. Надо за веревка тащить.
— Не, ну имя-то есть у него?
— Ишак же. Зачем ему имя? — снисходительно отвечает рассказчик.
И продолжает.
А дом Бердыевых стоит на самом краю деревни Гарауль. Сразу за домом — большой оросительный канал. Оразмухаммед долго и обстоятельно рассказывает, как строился этот канал, как бульдозеры вязли в песке, как на дно канала стелили толстую полиэтиленовую пленку, как с непривычки в воду падали и тонули дикие сайгаки, но потом научились пить не падая. Никто рассказчика не перебивает, хоть он и ушел от романтики в унылые будни соцстроительства. Делать-то один хрен нечего, а до отбоя далеко. Но вот канал с горем пополам построен, и рассказчик возвращается, собственно, к любви. Однажды он заметил в своем подопечном на первый взгляд незначительную, но странную перемену — у старого ишака приподнялись уши, до этого годами безжизненно висевшие. Тут вся казарма затихла и стало слышно, как по жестяному подоконнику снаружи барабанит дождь. Дальше — больше: ослик начал уклоняться от службы, укусил бабушку и вообще стал проявлять склочный, антисоциальный характер, не подобающий сознательному советскому ослу. Уши его с каждым днем медленно, но неуклонно поднимались, мутные прежде глаза заблестели, и вот однажды он запел, повернув морду к каналу.
— Как это запел? — выплеснул я немного здорового скепсиса.
Бердыев повернулся ко мне, глаза его наполнились слезливой тоской, он закинул голову, и по казарме понеслось протяжное: «И-и-и-и-и-й-й-я-я-а-а-а!» Тут же в коридоре загремели сапоги и показался перепуганный дневальный. «Тс-с-с, — замахали на него руками очарованные слушатели. — Иди, иди осюдова на пост!» Но тот не ушел, заинтригованный, а ступил внутрь и прикрыл за собой тихонько дверь.
Любовь. Невидимая постороннему глазу, всепоглощающая, бессмертная любовь разливалась между тем в насыщенном песочной пылью воздухе совхоза Гарауль. Довольно скоро Бердыев выяснил, что на другом берегу канала приезжие творческие люди снимают кино. Они разбили немаленький лагерь, и среди камер, машин, проводов, синего автобуса, полевой кухни и прочей атрибутики есть у них в штате две ослицы для подвозки всякой всячины. К ним-то и воспылал удаленно старый заслуженный ишак. Им ушастый Ромео и песни пел. Еще через неделю он начал перепрыгивать изгородь и болтаться вдоль берега, но в воду войти не решался, даром что осел. Привести его обратно становилось все труднее — он огрызался и сам в ответ кричал непотребности на ослином. Потерявший всякое терпение Оразмухаммед решил его привязать. На беду в это время в деревню привезли баллоны с газом. Требовалось незамедлительно сделать четыре ходки с пустыми баллонами для замены их на полные — всегдашняя ослиная работа. Но влюбленный забастовал.