Комбат морских пехотинцев
Шел ноябрь. Морозно-лютый, снежно-метельный и почему-то обещающий перемену к лучшему. Солдатские души угадывали эту перемену своей окопной мудростью. А бои между тем становились все ожесточеннее и злее. Осаждавшим давно казалось, что они вот-вот возьмут город. А город не давался, ускользал от них. Ожесточаясь, они теряли уверенность в победе и все глубже заталкивали себя в неотвратимое поражение. Оборонявшиеся, наоборот, в ожесточении врага чувствовали угасание его былой мощи и боевого духа. Немец промерз, оголодал и завшивел. А он привык к быстрым победам и комфорту. А тут победы не было, не было и комфорта.
Оборонявшиеся тоже ели несытно, мерзли в окопах, но они не были чужаками: своя земля, свой город, своя страна. А чужак всегда изгонялся и уничтожался. Этого не хотел понимать немец. Зато хорошо понимали оборонявшиеся и с каждым днем все больше утверждались в неотвратимости своей победы. Даже Генка заметил, что характер боев изменился именно в сторону ожесточенности.
— Нервничает немец оттого, что конец свой чует, — говорили солдаты.
Конец немцев солдаты видели из окопов, а не из армейских и фронтовых штабов. Но и там, в штабах, в том числе генеральном, не только видели конец немца, но и готовили его. Вот об этом солдаты не знали. Они продолжали воевать умело, изобретательно и храбро. А мой герой Генка Сиволобов продолжал жить и выживать, как теперь говорят, в экстремальных условиях. Он по-прежнему, рискуя жизнью, ходил за водой на Волгу. Он даже разработал четкий график таких походов, который по его разумению снижал степень риска. Ровно в шесть утра, когда уже не очень темно и не очень светло, а немец спал, он шел за водой. В другое время суток ходить на Волгу сам себе запрещал — опасно. Об этом же предупреждал знакомых солдат. Не слушались, ходили и… часто не возвращались.
— Дядя Коля не приходил? — спросил Генка отца.
— Нет, — ответил тот.
Дядя Коля — комбат морских пехотинцев. Его батальон оборонял Мамаев курган. Немцы хорошо знали отвагу и стойкость моряков и боялись их. Генка любил комбата и всегда рад был его приходу.
Познакомились они в конце августа или середине сентября. Точно Генка уже не помнит. Немцы перли напролом, а наши из последних сил сдерживали их. И вот тут-то подоспели моряки. Генка помнит, как крепко они шуганули немца и укрепились на Мамаевом кургане.
…В тот день в рассветных сумерках Генка подошел к Волге и набрал воды. Услышал мерное гудение и пригляделся. К правому берегу шел баркас. На корме очень плотно стояли солдаты. Человек сто-сто пятьдесят, определил Генка и обрадовался, что вот-вот поступит пополнение и наших станет больше. Можно было уходить, но он еще чего-то ждал. Баркас пересек середину Волги. «Скорее, скорее!» — мысленно подгонял его Генка. Заметят немцы и откроют огонь. Ему казалось, что баркас движется очень медленно. И вдруг раздался страшной силы взрыв в самом носу баркаса. Высоко взметнулся водяной столб. Генке показалось, что он достиг самого неба. Водяной столб опал, а баркас завалился набок. Взрывов больше не было, а Генка понял, что баркас напоролся на плавучую мину. Солдаты прыгали в воду. Генка ждал, что выплывут, доберутся до берега, и он покажет им, где передовая, покажет все, что им будет нужно. Глянул в сторону и увидел группу военных. Один из них то поднимал, то опускал бинокль и все глядел в сторону баркаса. Позже Генка узнал, что недалеко от того места, где стояли военные, располагался штаб генерала Родимцева. Он, видимо, знал про баркас и ждал пополнения…