— Я нарочно полез за грань своего мира левой рукой, — сказал я, — потому что там на запястье ты. Что там было?
— Большое спасибо. Вроде бы красная машина. А на ней снег.
— Это они воспроизвели кое-что, что выудили из моей памяти. Это картина Полли Джексон, которую я купил, увеличенная до натуральной величины.
— Тогда дело плохо, Мерль. Я не распознал, что это — конструкция.
— Выводы?
— Кто бы это ни сделал, у него получается все лучше… или он становится все сильнее. Или и то, и другое.
— Черт, — ругнулся я, повернул прочь и быстро зашагал дальше.
— Возможно, нечто желает показать тебе, что теперь может полностью сбить тебя с толку.
— Тогда ему это удалось, — признался я. — Эй, Нечто! — крикнул я. — Слышишь? Твоя взяла! Ты окончательно сбил меня с толку! Можно мне теперь пойти домой? Но если ты хотел добиться еще чего-то, тут у тебя прокол! Я совершенно не понимаю, в чем дело!
Яркая вспышка швырнула меня на тропинку и ослепила на несколько долгих мгновений. Я лежал, прислушиваясь, но раскат грома не последовал. Когда снова можно было видеть четко, а судороги мышц прекратились, я разглядел огромную царственную фигуру, стоявшую всего в нескольких шагах передо мной: Оберон. Только это была статуя — точь-в-точь такая же, какая стояла у дальней стены Главного Вестибюля в Амбере, а может, это она и была, потому что при ближайшем рассмотрении я заметил на плече великого человека нечто, похожее на птичий помет. Вслух я сказал:
— Она настоящая или это конструкция?
— По-моему, настоящая, — ответил Фракир.
Я медленно поднялся.
— Считаю это ответом, — сказал я. — Только не понимаю, что он означает.
Я протянул руку, чтобы потрогать статую, и на ощупь она больше напоминала холст, чем бронзу. В этот миг моя перспектива каким-то образом раздвинулась, и я ощутил, что трогаю написанного маслом Отца Своей Страны. Потом края перспективы начали размываться, медленно исчезли, и я увидел, что портрет был частью одной из тех неясных картин, мимо которых я проходил. Потом по нему пошла рябь, и он исчез.
— Сдаюсь, — сказал я, ступая на то место, которое он занимал минуту назад. — Ответы озадачивают еще сильнее, чем породившая вопросы ситуация.
— Раз мы идем среди Отражений, не может ли это быть заявлением, что все вещи реальны… одни здесь, другие где-то еще?
— Полагаю, да. Но я давно знаю об этом.
— И что все вещи реальны по-разному, в разное время, в разных местах?
— О’кей, твои слова вполне могут оказаться сенсацией. И все же я сомневаюсь, что это нечто пользовалось такими методами только для того, чтобы сделать несколько философских сентенций, которые для тебя могут быть новостью, а где-нибудь считаются довольно затасканными. Должна быть какая-то особая причина, которую я все еще не улавливаю.