Многое я мог бы еще рассказать, но вижу чуть скругленную спину и концы маленького собольего палантина. Ты надеваешь его так, чтобы закрыть горло.
Я не могу уйти, оставить пост.
Разводящий уходит легко и быстро, изредка останавливаясь у магазинов.
Смотрит сквозь стекло на туфли с острыми носками, на длинные дамские перчатки, на черные шелковые рубашки с белой каемкой, как дети смотрят сквозь стекло магазина на большую красивую куклу.
Я так смотрю на Алю.
Солнце встает все выше и выше, как у Сервантеса: «оно растопило бы мозги бедного гидальго, если бы они у него были».
Солнце стоит у меня над головой.
А я не боюсь, я знаю, как сделать Дон-Кихота.
Он крепко сделан.
Смеяться же будет тот, кто всех сильней.
Книга будет смеяться.
И вот, пока я держу свой пост у телефона и трогаю его рукой, как кошка лапой слишком горячее молоко, вставлю в своего Дон-Кихота еще одну мудрую речь. По Берлину ходит большой человек. Я знаком с ним, несколько раз даже обменивался с ним по ошибке кашне.
Когда он говорит, то совершенно неожиданно переходит от спокойного голоса к шаманскому воплю.
Такого шамана раз привезли в Москву, в Исторический музей. Имея за собой вековую шаманскую культуру, шаман не смутился. Взял бубен и шаманил перед профессорами, видел духов и упал в экстазе.
А потом уехал в Сибирь шаманить уже не при профессорах.
В человеке, о котором я говорю, экстаз живет как на квартире, а не на даче. И в углу комнаты лежит, в кожаный чемодан завязанный, вихрь.
Фамилия его Андрей Белый.
В миру — Борис Николаевич Бугаев.
Профессорский сын.
Уэллс всегда описывает жизнь так, что видно, как вещи руководят человеком.
Вещи переродили человека, машина особенно.
Человек сейчас умеет только их заводить, а там они идут дальше сами. Идут, идут и давят человека.
С наукой дело обстоит совсем серьезно.
Необходимость разума и необходимость в природе разошлись.
Был верх и низ, было время, была материя.
Сейчас ничего нет. В мире царит метод.
Человек придумал метод.
М е т о д.
Метод ушел из дому и начал жить сам.
«Пища богов» найдена, но мы ее не едим.
Вещи и самые сложные из всех вещей — науки — ходят по земле.
Как заставить их работать на нас?
И нужно ли?
Будем лучше строить бесполезные и необозримые, но новые вещи.
В искусстве метод тоже ходит отдельно.
Человек, пишущий большую вещь, — как шофер на трехсотсильной машине, которая как будто сама тащит его на стену. Про такие машины говорят шоферы: «Она тебя разнесет».
Много раз смотрел я на Андрея Белого — Бориса Бугаева — и думал, что он почти робкий, предупредительно согласный со всем человек.